Комиссованные из Чечни зверствовали у себя дома.

- Я взял нож и отрезал Лебедеву уши. Сначала одно, потом другое...

Проспавшийся, могучий не по летам Андрей Рогожин с трудом припоминает вчерашнее:

- С какой целью - не знаю. Просто по пьянке.

Следователь Прихожаев доволен своим арестантом:

- Парень деревенский. Не запирается.

В ночь на 1 ноября Андрей Рогожин и Сергей Шуваев напились и отправились бродить по улицам. Заглянули в общежитие, толкнули первую незапертую дверь. Хозяин, тяжелобольной сорокалетний мужик, велел им убираться вон. Гости в пять минут забили его насмерть. На улице встретили одинокого прохожего. Шуваев ударил - мужчина упал. Рогожин отрезал ему уши. Потом пошли домой.

К обеду их арестовали. Нашли быстро, Степанцево - село небольшое.

Впрочем, и Рогожин, и Шуваев из тоскливой сельской среды вроде бы вырвались. Оба работали охранниками - один в Москве, другой в Вязниках. Рогожину - 20 лет, Шуваеву - 19. Оба недавно комиссованы из армии. Служили в Чечне. Рогожин - в ВДВ полтора года. Этим летом мать привезла его из Ставропольского госпиталя после контузии. Шуваев в стройбате - 8 месяцев. Жаловался на головные боли.

До этого случая любое злодейство в районе - от носа откушенного до бессмысленного двойного убийства - обреченно списывали на водку. Это - из другой жизни. И чиновники, и соседи, и сами виновники не в состоянии объяснить случившееся. Только повторяют бестолково: "Синдром чеченский!"

Начальник районного убойного отдела Николай Зипалов, перед тем как допрашивать арестованных, предупредил их, что сам недавно приехал из Чечни.

- Чтоб меньше врали, - объяснил он.

Николай отработал в Чечне более трех месяцев, но на него это подействовало на редкость положительно:

На КПП Вязниковкого гарнизона я нашел настоящего эксперта. Андрей Северин, 43 года. Бывший капитан местного уголовного розыска. С 1995 года - армейский старшина. Воевал в первую чеченскую кампанию в составе 245-го полка. Попал в хаттабовскую мясорубку под Ярышмарды в апреле 96-го. Чудом уцелел. Домой вернулся одновременно с собственной похоронкой. Основательный, несуетливый мужик с беспокойным взглядом.

- Скорее всего, это не чеченский, а "деревенский синдром", - рассуждает Андрей. - Возвращается парень с войны в свое Степанцево, ходит, как гармонист, - первый парень на деревне. Всех презирает. Вы тут, мол, водку жрали, а я кровь проливал. И не смей ему перечить. Тут ведь не важно - проливал он кровь или нет. А если даже и в Ханкале всю службу просидел. Там электричество, видаки. А на кассетах известно что - порнуха да зверства чеченские. К тому же оба они недослужили. А всем известно, что из армии просто так не комиссуют. Наверняка у пацанов в связи с этим развился комплекс неполноценности. Вот они и доказали, какие они крутые. Это всё мои предположения, я с ними на боевые не ходил, но в любом случае до 30 лет в Чечне делать нечего. Молодая психика таких нагрузок не выдерживает. А сколько у нас людей через всю эту требуху прогнали - подумать страшно. Шесть месяцев - замена, три месяца - замена. Даже если половина из тех, кто там побывал, принимали участие в реальных боевых действиях - представляешь, сколько мы людей наплодили, готовых и способных убивать! Думаешь, этими ушами все и кончится? Нет. Это страшные люди. Уж я-то знаю.

Рассказывает друг Андрея Рогожина, попросивший не называть его имени:

- Андрюха из армии каким-то не таким пришел. Даже не могу толком объяснить. Не агрессивным, нет. Отмороженным. Он вообще-то добрый парень. И родителей своих очень любит, и брата младшего. Из Чечни кучу денег привез. Обстановку в квартиру купил, "жигули"-девятку, хотя у самого даже прав нет. Про Чечню он мне только однажды рассказывал, и то в двух словах. Как его контузило. Они на фугасе подорвались, когда мост переезжали. Падаю, говорит, в реку, а сверху на меня БТР летит.

Мы с ним как-то на базаре сидели, пиво пили. Подъехала женщина на велосипеде и начала на него орать. Андрюха накануне ее сына на дискотеке толкнул, а тот, видать, пожаловался. Вот она и орет. Это, мол, тебе не Чечня - ты свои замашки чеченские брось. Андрюха вдруг встал резко, я думал - все: сейчас ни от бабы, ни от велосипеда ничего не останется. А он тихо-тихо ей говорит: "Никогда больше не попрекайте меня Чечней". Сумел взять себя в руки. Но мы тогда и выпили немного.

Мы разговаривали в кафе. Я все пытался угостить собеседника пивом. Он отказывался. Наконец объяснил:

- Извините, я после 1 ноября вообще не могу пить. Наверное, брошу совсем. Все кажется, что окажись я в ту ночь рядом с Андрюхой - или он бы меня убил, или сидел бы я сейчас вместе с ним.

Преступления в районе - не редкость. Но последнее вызвало здесь какой-то мистический ужас. Как будто ветеран Чечни приоткрыл односельчанам новый, неведомый доселе уровень жестокости. На столе старшего следователя межрайонной прокуратуры Валентина Прихожаева семь папок. В каждой - убийство. На подоконнике, как в поликлинике, склянки с кровью. На стене репродукция - "Юдифь" Джорджоне.

- Жена Лебедева уши на дороге подобрала, - рассказывает следователь. - Принесла в больницу. Пришивать не стали. Врач ей так и сказал: жить будет, но без ушей. Нет у нас такой аппаратуры.

Степанцевские - народ геройский. Отсюда в 41-м ушли на фронт все мужчины - 800 человек. 367 - не вернулись. Сейчас из того призыва осталось 23 старика. Молодых ветеранов почти столько же - 6 "афганцев", 13 "чеченцев".

- На днях ждем еще одного, - говорит глава поселка Евгений Кириков. - Из Абхазии.

- Не страшно? После всего...

- А что мы можем поделать? - пожимает плечами Евгений Владимирович. - Ясно же, что причина не в нас. Не в наших семьях, не в наших традициях, не в нашем поселке. Не было в Степанцеве зверств сроду. А теперь одному Богу известно, на что способны такие люди.

Статьи, по которым осудят Рогожина и Шуваева, предусматривают до 15 лет колонии. Возможно снисхождение как участникам боевых действий. О том, что их необходимо лечить, никто здесь даже не заикается - "нет у нас такой аппаратуры". У подследственных даже адвоката нет. А зачем? Статьи не расстрельные, преступление, хотя и небывалое, но раскрытое. Закроют, как обычных уголовников. Глядишь, больше в районе такого не случится.

Вадим Речкалов, «Общая Газета»