На прошлой неделе в Нижнем Новгороде, в составе делегации чеченских правозащитных организаций побывал председатель регионального отделения Общества Российско-Чеченской дружбы в Чеченской Республике и Республике Ингушетия Имран Эжиев. Как уже сообщалось, с 13 октября по 11 ноября сего года он, будучи задержан в Ингушетии, незаконно находился под стражей сначала в Слепцовской, а потом в Грозном. Освобождение И.А. Эжиева стало результатом широкой кампании в его защиту. Ниже предлагается текст интервью и Имраном Эжиевым, взятого в Нижнем Новгороде.
- Имран, что, по Вашему мнению послужило причиной Вашего задержания?
- Скорее всего, причина в той работе, которую мы проводим на территории Ингушетии и Чеченской Республики. Конечно, Общество Российско-Чеченской дружбы не единственная правозащитная организация, работают там и "Мемориал", и международные организации, Хьюман Райтс Вотч например, и многие другие организации. Мы - одни из многих, но как мне представляется, ведем заметную работу, которая многих раздражает. В рамках совместной программы Московской Хельсинкской группы ведется мониторинг ситуации с правами человека - этим тоже занимается наша организация. Мы ведем мониторинг во всех сферах - в том числе отслеживаем ситуацию с закупкой продовольствия для беженцев, работу международных гуманитарных организаций, действия федеральных органов по приему и размещению беженцев, по выполнению постановлений кабинета министров РФ в области миграционной политики. Мы давали правовую оценку действиям властей.
И конечно - предавали огласке вопиющие факты военных преступлений и нарушений норм гуманитарного права военными на территории Чеченской Республики - произвольные аресты, несудебные расстрелы, казни, пытки, мародерство, поборы на дорогах. Все известные нам факты мы озвучивали на встречах с представителями ЮФО - Казанцевым, Бритвиным, Коробейниковым; Минфедерации, МЧС, представителями СМИ и правозащитных организаций России и других стран. И конечно - через рассылку Информационного центра Общества Российско-Чеченской дружбы. Много раз мне были предупреждения со стороны представителей ЮФО, представителей ФСБ, чтобы мы эту деятельность прекратили, чтобы мы проводили мероприятия по возвращению беженцев, чтобы вели агитацию среди беженцев за возвращение в Чечню.
Но мы настаивали: беженцы только в том случае уедут домой, если там будет безопасно. Если их даже кормить в Ингушетии черной икрой и красной рыбой, если их даже удерживать, они все равно уедут сами, к родным очагам или пепелищам. Но - повторяю - только в том случае, если им будет обеспечена безопасность, если они не будут каждый день и час бояться за своих детей, за своих близких. Если прекратятся зачистки, после которых исчезают люди, пытки, грабежи со стороны военных. Мы высвечиваем все эти проблемы, заполняем пробелы, которыми должны заниматься федеральные структуры на местах в Республике Ингушетия и в Чечне.
Зачастую именно региональное отделение ОРЧД, которым я руковожу, занимается обустройством беженцев, решает проблему оказания им медицинской помощи, проблему работы школ. Вместо того, чтобы конструктивно вместе решать все эти вопросы, мы получаем от власти гонения, попытки удушить нашу организацию… Наша деятельность, деятельность на правозащитном поле, наша открытая позиция дразнит, нервирует представителей федерального руководства и спецслужбы. И предыдущие свои аресты, и этот арест я связываю именно со своей общественной деятельностью.
- Вы говорили мне, что как раз накануне ареста было совещание, где Вы заявили, что донорам будет предоставлена информация о злоупотреблениях с гуманитарной помощью. Расскажите об этом.
- Это было в Минфедерации. Я еще год назад говорил, даже в 99-м году говорил, что необходимо прекратить расхищение гуманитарной помощи, поступающей по линии федерального центра и международных организаций. Что совершается преступление, циничное преступление. Особенно вопиющая ситуация сложилась с закупкой продовольственных товаров. Она закупалась по во много раз завышенным ценам. К примеру, если в Ингушетии килограмм риса стоил 10 рублей в розницу, по документам показывалось, что он закупался по 26 рублей. Случилось так, что на местах представительства международных гуманитарных организаций очень часто представляют нечистые на руку люди, которые устроились там по протекции местных чиновников. Сами комиссары этих подразделений сидели в Нальчике или в Пятигорске, а на местах из представляли родственники ингушских чиновников.
Я знаю, как формируется бюджет этих неправительственных гуманитарных организаций - из добровольных взносов правительственных и неправительственных фондов, грантодателей, и простых граждан. Люди разных стран стараются помочь людям в беде, в той беде, в которой оказались граждане Чеченской Республики, независимо от того, какой они национальности. Люди доброй воли откликнулись на эту беду, проявили настоящий гуманизм, милосердие, а тут более 50% собранных сумм расхищается, не доходит до адресата, до обездоленных. Вот эти проблемы я озвучивал при разных встречах с представителями управления Верховного комиссариата ООН по делам беженцев. По мере возможности я старался донести до них весь трагизм ситуации, это иногда удавалось, иногда нет. И на этом заседании я тоже выступил. Там присутствовали представители управления Верховного комиссариата, руководители других международных фондов и организаций.
Я им сказал, что в местах компактного проживания, в населенных пунктах, где размещены беженцы в частном секторе, мы будем фиксировать все, что и как делается по линии продовольственной программы ООН, по линии Министерства здравоохранения и т.д. и мы будем в своих докладах правдиво, на основе фактов освещать ситуацию и предоставлять сведения грантодателям и фондам-донорам. В том числе на этом совещании присутствовал начальник управления по кризисным ситуациям Минфедерации, и указал я ему на то, что постановления, которые были приняты в 1999 и 2000 гг. Кабинетом министров РФ на местах не выполняются. В частности, почти 90% беженцев платит за свое проживание, коммунальные услуги и т.д, хотя в соответствии с федеральной программой эти деньги должны выплачиваться из бюджета, компенсироваться тем хозяевам, которые пустили к себе переселенцев. Он поставил мне вопрос - из каких источников беженец может платить за свое проживание? А ответ очень прост: беженцы в Ингушетии работают в частном секторе, на строительстве, в огородах, и представляют собой очень дешевую рабочую силу. Перед работодателем они совершенно бесправны.
Я сам инженер-строитель, и знаю, что если квадратный метр штукатурки стоит, например, 50-60 рублей, то беженцы выполняют эту работу за 5-7 рублей. Примерно такая же ситуация с каменщиками. Они вынуждены полностью физически выкладываться, чтобы заработать эти копейки и выплатить за свое проживание. А те люди, которые живут в лагерях, на заброшенных фермах, и которым должны выплачивать по 15 рублей на горячее питание, тоже этого не получают. Я ему назвал конкретные адреса мест компактного проживания в 11-и населенных пунктах, где более 9 месяцев люди не получили ни на рубль продуктов питания. Ну, приводил я и другие примеры. Когда мы стали расходиться с заседания, одна дама подошла ко мне (не помню из какой организации она была), и мне сказала на ухо: "Жди неприятностей. Могут нагрянуть к тебе, ты не знаешь, какие проблемы ты затрагиваешь". И на самом деле, на следующий день, в субботу 13 октября к 10 часам ко мне приехали и арестовали.
- Как проходил Ваш арест?
- В момент ареста сотрудники милиции даже не предъявили мне никакого ордера, они как бы на беседу в ФСБ меня пригласили; протокола задержания не было, не было предъявлено никакого обвинения, санкции на арест не было… Приехали ко мне в лагерь беженцев в Яндаре, и попросили проехать с ними в Сунженский райотдел; я сам на своей машине и приехал туда вместе с ними. Спустя пять минут, как зашли мы в райотдел, они вышли, попросили меня посидеть в кабинете. Через полчаса приходят, говорят, что служба безопасности просит, чтобы мы вас задержали, просит арестовать. В протоколе задержания написали, что задерживаюсь я по подозрению в причастности к терактам, организации нападения на федеральные колонны и т.д. Спустя сутки изменили на другое, потом на третье обвинение - причем предъявлялись они только устно. Необоснованные, ничем не подтвержденные, и ни как не задокументированные.
- С 13 по 25 октября Вы находились в Сунжнском РУВД. Я знаю, что Вы в 2000 году перенесли инфаркт, что в Вашем эпикризе еще целый букет заболеваний, что Вы летом этого года опять госпитализировались и нуждаетесь в постоянном медицинском наблюдении. В связи с этим вопрос: оказывалась ли Вам какая-либо медицинская помощь?
- Действительно, я в прошлом году перенес инфаркт миокарда, кроме того у меня был острый холецистит. В тот день, когда меня забрали, и еще потом 2-3 дня у меня сильно болела печень и давала себя знать язва двенадцатиперстной кишки. Я как раз амбулаторно лечился и собирался лечь недели на две в больницу на стационарное лечение. В момент ареста я пригласил врача, которая должна была мне сделать укол. Когда меня арестовали, я просил, чтобы хотя бы передали лекарства, допустили врача и т.д., но мне было категорически отказано. А когда на третий день около 11 вечера я потерял сознание, сокамерники вызвали дежурных. И когда те, кто меня охранял увидели, что я действительно в плохом состоянии, вызвали скорую. Когда я пришел в себя, врачи говорили, что меня надо срочно госпитализировать, но потом мне сделали мне укол обезболивающего и увели обратно в камеру. На слова о необходимости госпитализации милиционеры не реагировали. У меня была высокая температура и сильные боли. Это в Ингушетии.
- А после 25 октября, когда Вы были переведены в Грозный, в какую сторону изменилась ситуация?
- Когда привезли в Грозный, я настаивал, чтобы мне, в соответствии с законом, предъявили обвинение или отпустили. Реакции, конечно, на эти требования не последовало ни какой. В Грозном было еще хуже, конечно. Там где я содержался - камерой это место не назовешь, это какое-то подвальное помещение без окна, света вообще не было, это темницей можно назвать. Место моего содержания находилось во Втором микрорайоне Грозного, в подвале здания бывшей Школы милиции. Собственно от всего здания подвальная часть только и сохранилась. Я настаивал, чтобы хотя бы заявление мне дали возможность написать и передать в прокуратуру, в порядке прокурорского надзора, в связи с моим незаконным арестом; чтобы ко мне допустили адвоката. На все эти требования следовал категорический отказ. Родственников не допускали, адвоката не допускали, медиков не допускали.
По утрам милиционеры смену передавали, в это время у них в изоляторах обычно бывает прокурор по надзору, но там, как не странно, функции прокурора выполнял сам начальник этого управления уголовного розыска в чине полковника. В общем, сам за собой надзирал. В один из таких моментов я стал настаивать, чтобы передали мое заявление, на что мне пообещали: "Завтра дадим бумагу, напишешь заявление". И действительно, наконец, дали. В заявлении я просил восстановить мои права, которые даны мне Конституцией, и попраны нечистоплотными представителями следственных органов Ингушетии и Чечни. Я писал заявление на имя Генерального прокурора РФ. Конечно, я понимал, что этот документ до адресата дойдет вряд ли, но я знал, что за меня борются мои товарищи, и что нужно что-то делать. Конечно, я лишь потом узнал, что проводилась мощная кампания в мою защиту, в которой участвовали правозащитные организации России, Европы, Америки.
Пользуясь случаем, я хочу еще раз выразить глубокую благодарность всем, кто помогал мне, кто проявил чувство солидарности, благодаря кому я сейчас на свободе. Во время своего нахождения под стражей я встречался с людьми, которые абсолютно ни в чем не повинны, сидят по надуманным обвинениям, которые после избиений, не выдержав пыток подписывали показания, признаваясь в том, чего они не только не совершали, но что и совершить физически не могли по тем или иным обстоятельствам. В Грозном 19-летний пацан сидел, он говорил, что его начали избивать, потом дали попить какой-то кофе, он утратил способность себя контролировать, практически утратил на время собственную волю и написал показания под диктовку. Поскольку в силу своей общественной деятельности, правозащитной деятельности у меня было много контактов с зарубежными правозащитниками и правозащитниками России, это меня спасло. А сколько десятков, сотен, тысяч ни в чем не повинных людей сидят произвольно арестованными, сколько проходит через пыточный конвейер!
- Много ли людей было в Вашей камере?
- Раз было 8 человек, потом меня несколько раз перекидывали, я в одиночке сидел. Последние несколько дней, после двух суток одиночки, со мной сидел один человек из Грозного, 1957 г.р. Чувствовалось, что в соседних камерах, этих каменных мешках, были люди.
- Расскажите, как проходило Ваше освобождение.
- Это было после всех заявлений - норвежского МИД, правозащитников Нижнего Новгорода, МХГ, после проведенного в Сочи заседания правозащитников России, где более 100 общественных организаций приняли заявление с требованием о моем немедленном освобождении. Конечно, это все я потом узнал, в Грозном об этом мне ни кто не сообщал. Чернов, Генеральный прокурор Чеченской Республики, извинился передо мной от имени Президента Путина, от имени Полномочного представителя Президента - Каламанова, лично от себя и дал указание, чтобы немедленно было подписано постановление о моем освобождении. Милиционеры меня прямо из управления уголовного розыска, где я содержался, привезли в прокуратуру, и там Чернов дал указание доставить меня в лагерь беженцев в Ингушетию под охраной.
В камеру за мной приезжал его помощник, фамилию я забыл, он, видимо, был командирован из Астраханской области, казах, в чине подполковника, и он привез меня и того полковника (начальника управления уголовного розыска - ред.) в Генеральную прокуратуру, и там же, в кабинете прокуратуры стал ругать представителей следственных органов за то, что они незаконно меня содержали, говорил, что они не имели права меня удерживать, что они не соответствуют занимаемой должности, просил своего помощника написать представление министру внутренних дел России о несоответствии этих сотрудников занимаемой должности. Конечно, скорее всего, это было сказано "для красного словца", вряд ли они всерьез собирались кого-то наказать.
Беседовал Станислав Дмитриевский.
Постскриптум
Уже после освобождения Имрана Эжиева мы стали получать сообщения о том, как неизвестные нам люди в разных странах боролись за свободу чеченского правозащитника. Мы дополнительно хотим выразить особую благодарность членам Международного общества прав человека в Мюнхене и сотрудникам посольства ФРГ в России за их неоценимую помощь и содействие в деле освобождения нашего друга и коллеги.
Мы также считаем своим долгом отдельно поблагодарить Чеченский комитет национального спасения, его руководителя Руслана Бадалова и других сотрудников этой организации, которые боролись за освобождение Имрана с первого дня его задержания.
Информационный Центр Общество российско-чеченской дружбы.
пресс-релиз № 143 от 6 декабря 2001 года.
