Проблема международного терроризма, несомненно, является жесточайшим бичом всего прогрессивного человечества. Проблема эта актуальна, что называется, и ныне, и присно, и во веки веков. Ни один цивилизованный человек не способен спокойно спать, питаться, и, пардон, оправляться, ощущая над своим просветленным челом дамоклов меч угрозы грядущего апокалипсиса в лице бородатого террориста с определенным порядковым номером.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Преступление…

Вот село Кукуево, шестнадцать дворов, четыре улицы, развалившийся колхоз, самогон у бабы Мани, сельпо, заколоченный клуб, короче говоря, пастораль, да и только. Но в преддверии вступления Российской Федерации в лоно мировой цивилизации, на пороге глобальных консолидационных и интеграционных процессов, в атмосфере предчувствия неизбежного расширения НАТО на восток никто, даже жители захолустного Кукуева, не может оставаться равнодушным к глобальным проблемам человечества. Кто знает, может, скоро волна глобализации захлестнет забытую богом деревушку, построят там «МакДональдс», потом сеть «МакДональдсов», баба Маня построит винно-водочный мега-маркет «Крошка-Чекушка», жители разбогатеют, откроет свой филиал «Бэнк Оф Нью-Йорк», расцветет экономическая инфраструктура, гордо ринутся в серое кукуевское небо гиганты-небоскребы, попирая ветхие избушки, будет воздвигнут 200-этажный Кукуевский Торговый Центр, а там уже и не далеко от повторения страшной трагедии 11 сентября…

Вот такие невеселые мысли мучили лучших людей Кукуева – механизатора Митрича и оператора доения Ваську, которые, потеряв после развала колхоза работу, все больше времени проводили у единственного в деревне черно-белого телевизора «Рекорд» 1982 года, жадно ловя каждое слово диктора, вещающего о необходимости проявить повышенную бдительность по поводу возможного появления террористов на просторах России-матушки. Глубокомысленно крякнув, многоопытный Митрич подал голос:

– Слышь, Васька, того… Ты смотри, того… Мать моя получка! Что же это, «цензура», в мире деется, «цензура»? Куды не глянь, «цензура», террористы енти, «цензура», чтоб их «цензура», «цензура», «цензура»… (Вообще-то, Митрич почти не матерился, слыл мужиком серьезным, но когда задевало за живое – тут его не остановило бы и присутствие министра культуры!)

– Да, Митрич, по всем каналам. И во всех новостях. И даже в газетах только про них пропечатано. Ну еще про этих, каких их – гомеосексалистах!

– Вот, ты Васька – «цензура», каких же «гомеосексалистах»! Ты, вроде грамотный, так тебя «цензура», а читать-то не умеешь ни «цензура». Про гомносексуалёв! Гомносексуалёв! «цензура», понял, нет? А у нас – дороги все «цензура» развезло от грязи, трактора все стоят, коровы сдохли, в сельпо не завозят водку уже третью неделю. Этак же и окочуриться недолго, «цензура».

– Точно, Митрич, а им, там, в правительствах – хоть бы хны! Все террористов своих гоняют, а у нас тут из еды всего-то – огурцы, да картошка, и того понемножку.

– Так вот, Васька, того… Есть у меня думка одна… Надо нам с тобой стать, ентими, как же их, «цензура», международными террористами! (Вообще-то Митрич был не мастер говорить такие длинные слова, но в этот раз под хороший первачок и накатившее вдохновение получилось у него отлично – и Васька уставился на своего старшего товарища с нескрываемым восхищением).

– Дык, Митрич, как же терроризировать-то? Да и кого? Бабку Маню, что ль? Да и борода только у тебя, да и то, обдергана вся…

– Ты мою бороду не замай! – обиделся Митрич, – какая ни есть, все террористы нонче бородаты. А тебя мы замотаем в платок моей прабабушки Пелагеи, царство ей небесное. И будешь ты, Васька, бабой-смертником. Будто весь ты в поясах шахидов! Да и личность твою прикроем, а то увидят люди-то – засмеют. А сделаем мы, Васька, самый натуральный терроризьм. Сельпо возьмем штурмом, а Нюрку, продавщицу – в заложники. Она меня, зараза, надысь на тридцать копеек обсчитала…

На том и порешили. Были сделаны все необходимые приготовления. Ваську замотали в старый платок, и если бы не отечественные, заляпанные грязью кеды и драные трико, вполне бы сошел за решительно настроенную мусульманку. Митрич был очень доволен. Из оружия взяли старую берданку деда Тараса, патронов не было, но это Митрич в расчет не брал: «Для морального устрашению!». Васька ухватил здоровый колун, но был тут же осажен Митричем:

«Ты же не видишь в своем платке ничего, еще рубанешь кого ненароком!». В террористический отряд было принято еще два члена – сторож сельпо Никанор, который за две бутылки водки дал друзьям-террористам гарантии безопасности и старый Васькин пес Бублик, привлеченный в целях устрашения.

– Скажем, что собака заражена спорами сибирской язвы – все разбегутся, как миленькие! – довольно утверждал Васька, который смотрел все передачи про террористов очень внимательно.

Вечером перед днем «Икс» Митрич собрал у себя дома экстренное совещание. Был разработан детальный план операции, уточнены требования и пути отступления, написан текст обращения к мировому сообществу от террористической группы «Кукуевские Бизоны». И хотя бизонов в окрестностях села замечено не было, Митричу непременно хотелось добавить своей деятельности оттенок заграничности.

В восемь утра дня «Икс» продавщица Нюрка пришла открывать сельпо. По гениальному плану Митрича сторож Никанор должен был наброситься на нее сзади, связать и дать сигнал остальным членам отряда. Учитывая серьезные различия в габаритах атакующего и жертвы (Нюрка была килограмм на 50 тяжелее старенького сторожа), Митрич для поддержки струхнувшего сторожа особенно напирал на причитающийся старику гонорар – «две бутылки беленькой, как на духу». Никанор, ведомый давнишней страстью к зеленому змию мощно накинулся на широкую спину своей далеко не беззащитной жертвы. Да так и повис на спине…

– Ты что же это, старый хрен, удумал на старости лет? Бабки тебе твоей мало, на молодых и скромных девушек кидаешься. Совсем от водки окосел! (Утверждение о молодости и скромности Нюрки было, конечно, более чем спорным, но эту подробность мы опустим за малозначительностью).

В конце концов Никанор был стряхнут со спины и отправлен в глубокий нокдаун первым попавшимся деревянным ящиком, который был безжалостно сломан о бесталанную головушку незадачливого террориста. Митрич наблюдал за всем этим делом из кустов и очень расстраивался.

– Ах ты ж, «цензура»! Васька, потери у нас! Переходим к плану «Бе»! – прошипел Митрич и ползком ринулся к сельпо. Ваське ползти было неудобно (он и ходил-то, только держась за локоть своего старшего товарища), поэтому он просто побежал к двери сельпо, споткнулся, упал и больно ударился об дверной косяк.

– Ой, «цензура», мама дорогая! – заголосил раненый Васька, – помираю совсем! Митрич, на меня не расчитывай, но наше общее дело живет! – орал он не своим голосом, совсем демаскируя детально проработанную операцию.

Митрич был вынужден действовать стремительно. Он ворвался в сельпо и оглушительно рявкнул: «Это террористический акт! Вы все – наши заложники! Всем на пол, никому не двигаться!». На этот лихой пассаж Нюрка (а больше в сельпо никого не было) ответила холодным, почти презрительным равнодушием:

«Ты че, Митрич, опять выпимши? Орешь, как зарезанный! Вот позову участкового!».

Тут положение спас окончательно запутавшийся в платке бабушки Пелагеи Васька, который, задыхаясь от непосильной борьбы с одеянием шахида, еле влез в сельпо и начал сбивчиво объяснять Нюрке суть их неожиданного появления. Нюрка многозначительно нахмурила брови, но среагировала немедленно.

– Вот это вы, хлопчики, дело очень хорошее удумали, нужное. Я тут завсегда с вами буду теперь. У меня свои требования – чтоб завезли к нам сельпо нормальное мыло, да еще хочу телевизор цветной, и утюг с дырочками, и…, – видимо, Нюрка осознала, что при правильном подходе к проблеме международного терроризма можно удовлетворить массу личных потребностей.

В десять часов сельпо все еще был закрыт. Митрич, простивший Нюрке все обиды и тридцать копеек обсчета, репетировал воззвание. Васька вырезал в платке бабушки Пелагеи дырочки – для глаз и для дыхания. Нюрка зычно орала в окно осаждающим селянам:

– Сельпо не работает! Захвачено террористами! Будут говорить только с начальством! А я заложница! Да, заложница! Манька, че ты ржешь! Самая натуральная заложница! Меня убить могут! Ах, пусть убивают! Ну, Манька, косая дура, я тебе после всего энтого покупательскую способность-то укорочу! Шиш тебе будет вместо масла растительного!

А перепуганный участковый уже звонил куда следует…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. И наказание…

Что ж, уважаемый читатель, немного сменим декорации. Из пасторального спокойствия забытой богом деревушки мы переносимся в кабинет главного борца с международным терроризмом в нашей стране, в святую святых российской политической элиты – к самому всенародно избранному. А он невесел. Посуровел, наморщил умный, почти ленинский лоб. Расчетливый взгляд опытного разведчика направлен на едва заметную точку на огромной карте, нашей необъятной Родины.

Президент все знал. Через пять минут у него в кабинете запланировано сверхсекретное и

суперэкстренное совещание силовых министров и прочих ответственных работников. В повестке один пункт: «Инцидент в Кукуево». Перед глазами всенародно избранного мелькали газетные заголовки, звонкие, как пощечины его политическому авторитету, жестокие, как гвозди в гроб его второго срока: «Национальная трагедия!», «Радикальный экстремизм в сердце России!», «Распоясавшийся террор!», «Из Кукуева с любовью!». Да, господа, дело было дрянь и настойчиво пахло импичментами и вотумами недоверия. Оглядывая входящих в зал совещаний силовиков, президент любовно поглаживал под столом ручку именного «Вальтера» – для успокоения расшатавшихся на службе народу нервов.

Всенародно избранный начал в своей коронной манере – сразу к делу – и был очень краток. Он буквально сказал:

– Кто не в курсе. В селе Кукуево террористы захватили сельпо. Это очень серьезно. Самые решительные меры. Куда смотрело ФСБ? Почему ГРУ проглядело?

Министры насупленно сопели, уткнувшись в разложенные папки. Директор ФСБ хотел было сказать, что от Кукуева до ближайшего управления их всезнающей службы верст пятьсот, но он слишком хорошо знал президента. Потому благоразумно промолчал. А гарант конституции нанес удар ниже пояса:

– Итак, как будем разбираться с проблемой?

Министры были ошарашены такой постановкой вопроса. Они никогда не принимали таких решений самостоятельно. Мочить или не мочить – тут президент всегда сам указывал направление.

Поднялся министр обороны:

– Ввиду сложности обстановки предлагаю разбомбить всю деревню и окрестности в радиусе 200 километров. В лесах могут укрываться помощники террористов. Потом вертолетами пройдемся. Потом отправим туда два танковых корпуса и раздавим всех, кто еще будет шевелиться.

Этот старый служака славился своей непоколебимой храбростью, но страдал от некоторой негибкости взглядов. Президент знал это, поэтому возразил мягко.

– Учтем. Мысль неплоха. Но мы не можем пренебречь правами человека. Там мирные жители. Женщины и дети. Гуманитарная катастрофа. Вторая Чечня. Прощай, ЕС! Прощай, ВТО! Как я посмотрю в честные глаза моего друга Джорджа? Нет, действовать так грубо нельзя. Но я хочу, чтобы все силы, слышите – все силы были брошены в район инцидента. Ни одного журналиста! Окружайте Кукуево и действуйте по обстановке.

И вот снова Кукуево. Через два часа после тревожного звонка о теракте над селом барражировали боевые вертолеты. С южного направления выдвинулся батальон спецназа. Снайперы замерли на позициях в кустах вокруг сельпо. Связист лихорадочно передавал в центр:

«Ситуация критическая. Люди под угрозой. Террористы вооружены и очень опасны. Действует хорошо обученная группа. Есть сведения о смертниках-камикадзе. Возможно применение взрывчатки. Захвачены заложники. Есть потери

– один человек тяжело ранен, по непроверенным источникам – сторож сельпо Никанор Рябых. Террористы на контакт не идут, просят начальство. Передал агент Кобра Икс. Конец связи».

Вскоре прибыло начальство. Министр МЧС с героической внешностью вышел из вертолета и объявил чрезвычайное положение. Всем сразу стало легче. Тут же на месте был создан Штаб быстрого реагирования. В Штаб вошли несколько генералов, министр, его помощники и скромный человек в штатском с проницательным взглядом. Штаб начал быстро решать организационные вопросы. На вечер запланировали банкет. Переговоры были запланированы на следующий день.

В сельпо Нюрка уже несколько часов делала маникюр без особого успеха. Митрич все репетировал воззвание, а Васька мирно спал, замотавшись в платок бабушки Пелагеи.

В самом разгаре банкета в полночь в Штабе усиленно начала обсуждаться мысль о начале штурма ночью. И после каждого нового тоста мысль эта все приближалась к реализации. Особенно рвался в бой один бравый генерал:

– А вот если бы еще и артподготовку бы! Да сбросить десантников с парашютов! Да газу бы пустить! А еще бы… – не договорил он и рухнул бравой физиономией в салат. Но мысль о штурме была подхвачена.

Министр МЧС, закаленный в частом создании таких Штабов, еще трезво оценивал ситуацию и решил доверить артподготовку и десант самым именитым генералам. Один из них отправился на аэродром, а другой пошел заряжать миномет…

На следующее утро прибыло подкрепление. Но переговоры так и не начались. Тушили строения, расстрелянные генералом-артиллеристом. Уничтожено было два сеновала, покосившийся коровник и четыре нужника. В результате прямого попадания уничтожен склад готовой продукции бабы Мани. Потеряно сорок литров первоклассного самогона. Потери в живой силе – старый дед Тарас, фронтовик, который от грохота снарядов подумал о новом пришествии фашистов, решил снова уйти в партизаны и пропал в лесу.

Пропал и генерал-десантник. Но к следующему утру, его, ожесточенно матерящегося, нашли и сняли с парашютной вышки в райцентре. Министр МЧС с героической внешностью всю ответственность за происшедшее с себя снимал и говорил об «оборотнях в погонах». Прессе это нравилось, и министр до вечера давал интервью.

Вечером должны были начаться переговоры. Под солидным прикрытием к сельпо на безопасное расстояние приблизился утомленный журналистами министр и прочие ответственные личности, включая известного психолога, а также нескольких эстрадных артистов. Но все их обращения к террористам остались без ответа. Дело в том, что Митрич и Васька, наткнувшись на стену косности и непонимания со стороны властей, взялись за запасы водки. Нюрка, так же отчаявшись получить хорошего мыла, ничтоже сумняшеся присоединилась к террористам. После четвертой бутылки Нюрка затянула грустную песню о тяжелой бабской доле (что не мешало спокойно спать Митричу и Ваське, которые не отличались столь крепким здоровьем).

С безопасного расстояния Нюркины завывания «Ой, то не ветер ветку клонит…» были приняты за стоны истязаемой заложницы. Комиссия удалилась в Штаб для совещания по поводу быстрейшего реагирования.

Совещались допоздна. Утром приехали представители Красного Креста и инспектор ООН по правам человека. Последний расставил на живописной полянке шезлонг, устроился поудобнее и стал зорко следить за соблюдениями всевозможных соглашений по правам человека. Это серьезно расстроило планы министра МЧС, который хотел с утра пораньше пострелять по сельпо из противотанкового орудия. Была у него такая слабость. Его же план «Б» (если ни разу не попадет) с участием огнеметчиков тоже пришлось отложить.

Шел третий день трагедии. Утром начались переговоры. Министр МЧС предложил освободить женщин и детей.

Митрич с утра соображал плохо. Министр, орущий о женщинах и детях в громкоговоритель с 7 часов утра, раздражал бывшего механизатора. Голова очень болела, и Митрич просто зычно послал переговорщиков известно куда.

Президенту была направлена радиограмма: «Террористы отклонили наши предложения. Они выдвинули ответные требования, выполнить которые не представляется возможным (по анатомическим причинам)».

Президент немедленно ответил: «Попросите их изменить требования на те, которые не зависят от анатомии».

Его пониманию можно было просто позавидовать.

Министр МЧС снова ухватился за громкоговоритель и начал спрашивать о требованиях террористов. Но в ответ ему неслись требования по-прежнему весьма анатомического содержания.

К обеду террористы почувствовали себя лучше и приналегли на сельповский кефирчик. Митрич начал зачитывать свое воззвание. Тут в окно сельпо влезло что-то большое и черное. Нюрка от страха запрыгнула на метровый прилавок. А черное вдруг заверещало:

– Не нада бояцца!! Я есть иностранный джурналист, кампани СиэНэН. Я делать эксклюзив, репортаж эбаут террористс, понимай? Я – друг, понимай?

Митрич молча протянул смелому журналисту стакан водки.

– Ой, нет, нет! Моя не пить, моя много болеть. Один раз, в Москва водку пить с Рашен френдз, три дня умирать. Нет-нет!

– Ну тогда ползи обратно, сволочь капиталистическая. Какой ты друг, если водку не пьешь! – огрызнулся Васька.

К вечеру лучший специалист СNN по России Джерси Буллинг обнимал Нюрку и голосил русские народные песни. Нюрка утирала слезы счастья и говорила друзьям-террористам нежным голосом: «Это ничего, что он черный, лишь бы человек был хороший!».

Президенту телеграфировали: «Террористы захватили иностранного журналиста. На контакт не выходят. Ждем указаний».

Президент немедленно ответил: «Это международный скандал. Я немедленно вылетаю сам».

Его пониманию и решительности мог бы позавидовать любой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. И примирение, и согласие…

Президент появился на утро четвертого дня. Он прекрасно понимал, что вот уже четыре дня вся страна следит за событиями в Кукуево. Телевизионщики вынуждены отменить все мыльные оперы, и по поводу этого супруга всенародно избранного сделала последнему весьма болезненное внушение. Президент должен был покончить с этим. Он уже предвкушал, что расскажет своему американскому другу Джорджу, как самолично раздавил гадюку кукуевского террора, обеспечив мир и безопасность гражданам России и мирового сообщества. И он будет смотреть в честные глаза американца твердо, не мигая, уверенно, как на экзаменах в разведшколе. А потом они обнимутся и пойдут на ранчо Джорджа кушать шашлык, и он оставит Джорджа в дураках раз девять подряд. Ведь его американский коллега не учился в разведшколе, и вообще был весьма рассеян, не замечая, что его русский друг в девятый раз заходит с двух пиковых тузов. Но Джордж не обидится, все будет хорошо…

Президент уверенно взял громкоговоритель:

– Господа террористы! Буду краток! Отпустите иностранного гражданина. Отпустите женщин и детей! Выходите по одному с поднятыми руками! А то мы вас тут будем мочить! Прямо в сельпо!

Митрич крикнул в ответ:

– А ты кто такой? Че ты тут раскомандовался? Джерси, братан, посмотри, какой-то шибздик тут орет!

– Эй, Мистер президент! Я тут олрайт! Май русски друг очень кароший! Мочить не нада, это против прав человека! Я буду жаловаться президенту оф Америка! – голосил Джерси, удобно расположившись на необъятной Нюркиной груди.

«Стокгольмский синдром» – понял президент. И смекнул, что надо делать! Его пониманию, решительности и смекалке можно было позавидовать. Он думал так: «Нельзя принимать их требования. Так мы получим тысячи Кукуевских инцидентов по всей стране! Нельзя тянуть время, потому что американский гражданин может совсем подорвать свое здоровье! Действовать нужно быстро и решительно. Нужно обменять заложников!»

В обмен на Нюрку и Джерси, которые тут же объявили перед тысячами объективов о своей помолвке и отправились планировать медовый месяц, в заложники были сданы министр МЧС (тот самый, с героической внешностью) и один из генералов (тот самый артиллерист, который очень хотел искупить свою вину).

Начинался пятый день кукуевского инцидента. Митрич с утра растолкал Ваську.

– Слушай, сидим тут уже пятый день. И водка уже кончилась, и курево в сельпо кончается. Да и жрать скоро нечего будет, после того, как эти ребята (Митрич кивнул на новых заложников) поужинали. Уходить надо.

– Вертолет надо просить! И миллион долларов! – подхватил Васька. Ему тоже надоел столь непродуктивный терроризм. Но Митрич в который раз осадил молодого.

– Эх, ты, Емеля! Вертолет! А ты им управлять умеешь? Вот если бы трактор попросить, я бы враз укатил отсюдоть! А на долеры енти ты где отоваришься? У нас в районе их не принимают нигде. Да и зачем тебе мильон? Попросим десять тыщ – я таких деньжищ и в руках-то не держал.

Президент, улыбаясь, принял к сведению новые требования террористов. «Видно, они сломались». И приказал готовить вечером штурм с использованием газа.

Но тут случилось то, о чем жители захолустного Кукуева и помечтать-то не могли. Настоящий «Deus ex machina»!

На зеленую лужайку, сдув мощными потоками воздуха инспектора по правам человека с его шезлонгом, сел американский военный вертолет «Черный Ястреб». А из него выпрыгнул человек с поразительно приятной внешностью и очень честными глазами. Он сразу начал размахивать кепкой и выискивать взглядом толпу с флажками. За ним выпрыгнули сто человек сопровождения, организовали зеленую лужайку, развернули декорацию Белого Дома, посадили на стульчики местных жителей, замаскировав их под внимательных журналистов. Расставили толпу с флажками, раздали младенцев. Президент США (ну конечно, это был он, славный малый Джордж!) сразу почувствовал себя лучше, вдохнул полной грудью свежий кукуевский воздух. И тут же устроил пресс-конференцию вместе с президентом России.

Джордж не был краток. В изысканнейших выражениях (вроде «Вот мы и надрали им задницу!» или «Да, мы заставили этих молокососов наложить в штаны!») он поблагодарил своего русского друга и соратника в борьбе с международным терроризмом за проявленную решительность и бесстрашие перед лицом общего врага всего прогрессивного человечества. После многократных рукопожатий и лобызаний президенты ретировались в Штаб быстрого реагирования для решения дальнейшей судьбы террористов.

Через два часа слегка пошатывающийся пресс-секретарь провел в Штаб группу цыган с медведями. Оттуда доносилась музыка и приглушенные голоса.

Еще через два часа тот же пресс-секретарь заплетающимся языком попытался сообщить протокольную фразу о том, что все проходит в обстановке взаимопонимания и консенсуса по основополагающим вопросам, но не смог и весело рассмеялся, и сказал, что переговоры идут «уже без галстуков». Отчего-то он опять весело прыснул и скрылся в штабе.

Мировая общественность была успокоена.

На следующее утро чуть помятые от многораундовых переговоров президенты появились на лужайке и объявили, что они поняли суть проблемы международного терроризма. Так говорил Джордж:

– Эти ребята, террористы, в сущности, неплохие парни. Но мы постоянно бомбим их, бьем их десантом, травим газом, вот они и ожесточились. А ведь у них тоже есть семьи, и того же Усаму и Саддама любят их старые матушки. Черт побери! Мы не решим проблему международного терроризма, пока не станем человечнее. Нужно помнить, что Иисус любит всех нас одинаково – и террористов, и президентов, и даже Саддама, хоть этот парень и совсем сдвинутый. Так что – мы прощаем всех террористов! Эй, парни, выходите, мы любим вас!

Из сельпо, боязливо озираясь по сторонам, щурясь от миллионов вспышек фотокамер вышли механизатор Митрич и Васька в платке с дырочками.

Президенты обняли их, как родных. Все улыбались и плакали. Бабка Манька раздавала всем бесплатно оставшийся целым самогон. Генералы клялись больше не пить. Президент погрозил министру МЧС пальцем и рассмеялся. Министр рассмеяться не смог и только булькал, подергивая левым глазом. Из лесу вернулся дед Тарас, собрав целую шапку отличных белых грибов. Начиналась широкая, вольная, веселая, русско-американская свадьба.

К вечеру в центре деревни, прямо под открытым небом накрыли огромный стол. На главные места усадили смущенную Нюрку в фате и Джерси в безупречном смокинге. Посаженными отцами на свадьбе были, естественно, президенты и Митрич, которому Джордж подарил свой выходной пиджак с карманами, давнюю мечту механизатора. Венчал молодых сам вызванный президентом патриарх Московский и всея Руси. Набожная бабка Маня усиленно подкладывала президентам солененькой капустки домашнего засолу и подливала самогону. Патриарх кряхтел и благословлял верную дочь православной церкви. В сторонке Васька налаживал свой старый баян, баянист он был в Кукуеве лучший (за неимением конкуренции), рядом с ним с блаженной улыбкой настраивал гитару Пол Маккартни (Джордж сам договорился со звездой по такому случаю).

В самый торжественный момент очнулся забытый всеми сторож Никанор, быстро оценил обстановку и хрипло заорал: «Горько!».

Гуляли три дня. За это время не поступило ни одного сообщения о террористическом акте.

Леонид ЛАДАННИКОВ