С чеченцами нельзя разговаривать по-человечески. Неужели ты этого не

понимаешь?

Он уже брызгал слюной от злости. Я сидел с ним в зале уютного ресторанчика на Москве-реке. Я был проездом в Москве и мы решили поужинать вместе. В тот великолепный весенний московский вечер меньше всего хотелось разговаривать о политике. Но перед ним сидело «лицо кавказской национальности» да еще мусульманин к тому же, только что прибывшее «оттуда». Из того мира, которого он никогда не понимал и не мог понять, а в душе – побаивался. И он не мог не выплеснуть на меня весь тот мусор, которым его зомбированный мозг пичкают российские газеты и телевидение.

Ты посмотри на Шамиля Басаева! Ты видел его по телевизору? Это же отморозок! ИХ НАДО УНИЧТОЖАТЬ!

Я отложил в сторону нож и вилку и уставился на него. Передо мной сидел мой коллега, вполне солидный интеллигентный человек, в приличном костюме, белой накрахмаленной рубашке и виртуозно завязанном галстуке. Знаю я его давно, милейший, в общем-то, человек. Прекрасный специалист своего дела, умен и начитан безмерно. В церковь ходит, искренне верит в добро и справедливость. У него, я знаю, жена и маленькая дочь, в которой он души не чает. Уютный дом, комфортабельная машина, перспективная работа. Москвич, одним словом. И вот он сидит передо мной, с покрасневшими от злости глазами и бешено вертит головой, как бы ища поддержки у окружающих.

Я спросил его:

- Ты когда-нибудь видел дуло автомата, нацеленного на тебя?

Передо мной промелькнули картины кровавого утра 20-го января 1990 года. Улицы Баку, залитые кровью и усеянные трупами. Вереницы танков и бронетранспортеров медленно двигающиеся по улицам истерзанного города. ТЫСЯЧИ гвоздик, которыми бакинцы осыпали лужи крови на асфальте. Ее было много – крови. Непонятно, чего больше – цветов или крови. Все сливалось в один красный цвет.

И я вспомнил ЯРОСТЬ. Страшную нечеловеческую ярость, которая проникала в каждую клеточку организма и наэлектризовывала. Вокруг были солдаты. Русские солдаты. Пьяные, дурно пахнущие, небритые, помятые, с бессмысленными физиономиями – не воинство, а сброд. Это они, войдя в мирный город ночью, поливали улицы шквальным огнем, огнем без разбора, из автоматов и крупнокалиберных пулеметов, установленных на БТРах, стреляли в окна квартир, давили машины скорой помощи, стреляли в медсестер, молоденьких совсем еще девочек, выскочивших ночью из общежития и побежавших помогать перевязывать раненных. Стреляли по людям, у которых не было оружия. Стреляли по людям. Возвращавшимся из гостей ночью. Не щадили ни стариков, ни детей. Я вспомнил ярость. И шок. Мы, азербайджанцы, первыми столкнулись с этой кровавой вакханалией, которую цивилизованный так называемый «христианских мир с новым мышлением» нес и все еще несет нам.

Когда один из этих вояк остановил меня и потребовал документы, ярость во мне взорвалась. Я бросил паспорт ему в лицо и плюнул на него. Я не помню, что я кричал ему. На моих глазах были слезы ярости, кулаки дрожали и я готов был взять его голыми руками. Потом мне сказали прохожие, что всех привлекло и остановило то, что я кричал - у вас нет матерей! У вас нет Бога! Он наставил на меня свой автомат и я уже ждал очереди, когда внезапно я понял, что он не выстрелит. Было утро и вокруг собрались мужчины и женщины и готовы были растерзать его. Он струсил. Он утерся и отошел к своим, которые сгрудившись стояли и молча наблюдали.

Все это промелькнуло у меня перед глазами в один миг тогда в ресторане. Вокруг звучала музыка, люди ели и веселились. Огромный многомиллионный город, населенный такими вот веселящимися и сытыми, и не очень, людьми. Людьми, которые каждый вечер смотрят сводки из Чечни и говорят – их надо уничтожить.

И я вспомнил другое. Зверства русской солдатни там, в Чечне, пытки, издевательства, насилие. Кажется, весь российский сброд собрался там, все уголовники и убийцы, все эти будановы и все с одной целью – грабить и убивать, и все – во имя чего? С Россией должны считаться? Вот оно – это потаенное чувство всех этих людишек. Они не могут просто жить, рожать детей, работать во славу своей страны, им непременно нужно, чтобы с ними считались. И их зомбированный мозг знает только один путь - через кровь и страдание других ... Потому, что они не такие.

Я ответил ему:

- Представь себе, что при налете бомба попадает в твой дом. В дом, который построили твои отцы, в котором ты родился и вырос. Дом, в котором ты ползал еще младенцем, и мама пела тебе колыбельные. И его теперь нет – твоего дома. И вся твоя семья погибла. Твоя жена, которую, я знаю, ты искренне любишь. Твой малыш, который для тебя – все в этом мире. Нет твоей семьи больше. И Бог оставил тебя в живых. Жестоко? Скажи мне, что ты будешь делать?

Его глаза потухли. Он промямлил что-то нечленораздельное и замолк. Я продолжил:

А я могу тебе сказать, что сделаю я . Я возьму в руки оружие и пойду уничтожать тех, кто сделал это. И не будет в жизни у меня более никакой цели и смысла, кроме как, наказать убийц и подонков, убивающих детей. И я счастлив буду погибнуть в такой войне.

Он молчал.

Вот и Шамиль Басаев. Для тебя он - отморозок. Для меня он – настоящий мужчина. И истинный мусульманин. Потому что в моей вере, если человек погибает, защищая свою Родину, семью, детей, он называется Шахидом – и он благословлен! И все те, кто держит сейчас оружие в руках – они просто не могут по-другому. Иначе лучше не жить!

Он молчал.

Ужин был испорчен. Я говорил еще долго. Но я знал – он не поймет. А если и поймет – то это ненадолго. Они больны страшной болезнью – русизмом, как метко это назвали наши чеченские братья. Это в их крови и в генах, и это не выводится просто так. Это гены гиены. Он, сидевший напротив меня и ужинавший вместе со мной, был сломлен, потому что его ткнули лицом о правду и заставили признать ее.

В конце беседы он уже не называл Басаева отморозком, и говорил, что во всем виноват Кремль, не умевший никогда строить свою политику на Кавказе. Я не знал, плакать мне или смеяться...

Но этот, вполне разумный человек, и неплохой вроде бы человек... попади он завтра в политикообразующие государственные структуры России – и он, ничтоже сумнящеся, будет принимать такие решения, которые будут нести в мир кровь, слезы и страдания.

И рука его не дрогнет. Ибо он – русист.

А. Ронин, Баку

Отдел писем,