Каждый раз, когда главарь кремлевского режима с настойчивостью контуженого попугая начинает с телеэкрана монотонно бубнить фразу-заклинание: «Наша задача - покончить с терроризмом раз и навсегда!», усиливается ощущение растерянности, которая все эти годы не покидает кремлевские кабинеты.
Уж, кто-кто, а мастер мелкого шпионажа Путин должен знать, что терроризм невозможно одолеть репрессивно-карательными методами, которые он с маниакальной упёртостью насаждает в Чечне. А если не знает, то не по Сеньке оказалась президентская шапчонка.
Что такое «терроризм»? «Терроризм» – один из наиболее впечатляющих современных мифов. Массовое сознание определяет понятие «терроризм» на порывистом уровне эмоционального аффекта. Он воспринимается как нечто ужасное, как покушение на основы самого бытия или даже «происки нелюдей», как выражается банановый «чеченбаши» Кадыров.
Современному обществу приходится сталкиваться с самыми разнообразными проявлениями так называемого «терроризма», тем не менее, под влиянием масс-медиа, это ёмкое понятие фактически лишено первоначальной чёткой смысловой нагрузки.
Если обратиться к этимологии данного слова (от латинского слова «terro» – страх, ужас), то очевидно, что под «терроризмом» следует понимать любое силовое действие, нацеленное на то, чтобы вызвать устрашающий эффект у объекта воздействия.
Однако в США выработали собственное юридическое толкование этого термина, которое под нажимом массовой пропаганды принято за основу (с некоторыми оговорками) практически во всех странах мира.
ФБР определяет терроризм как «противозаконное применение силы или насилия против граждан или собственности с целью запугать или принудить к чему-либо правительство, население или какую-либо часть того и другого, оправданное политическими или общественными целями».
Министерство обороны США определяет терроризм как «предумышленное применение насилия или угрозы насилия для нагнетания страха, с намерением принудить к чему-либо или запугать правительства или общества, в качестве средства достижения политических, религиозных или идеологических целей».
(Интересно, что уголовный кодекс РФ (статья 205) практически один к одному повторяет смысл всех этих определений).
В теории права терроризм определяют, как «систематическое использование насилия для достижения политических целей - захвата, сохранения и применения власти».
Под такое определение, например, подпадают тоталитарные режимы. Однако в этом случае речь идёт, скорее всего, о государственном терроре, нежели о терроризме вообще.
Термины «террор» и «терроризм» изначально имели общий смысл и употреблялись в одинаковых обстоятельствах. Но в современных условиях они наполнились принципиально разным содержанием.
Террор – это политика жестоких репрессий со стороны государства, опирающегося на мощь своих силовых структур с одной стороны, и вооруженная агрессия или угроза осуществления вооруженной агрессии против другого государства для достижения конкретных политических целей, с другой стороны. А терроризм - это ответное силовое действие, осуществляемое со стороны оппозиционных террористическому государству военно-политических группировок, которые с оружием в руках противостоят его тотальному террору, как и вооруженное сопротивление стране-агрессору с применением всех имеющихся в наличии сил и средств.
Если исходить из таких определений, то логически вытекает вывод, что оружием террора является карательная репрессия и угроза применения карательной вооруженной акции, а оружием терроризма – так называемый «террористический акт», являющийся на самом деле ответной силовой акцией, которая чаще всего выражается в форме диверсии или партизанской операции.
Для наглядности приведём пример из современного русского быта. Если некий непросыхающий русский гражданин Иван Дебоширович Вертибутылкин систематически издевается над собственной неблагополучной семьей, избивает жену и детей, то это террор, а если жена, потеряв всякое терпение, возьмет да и огреет в сердцах опостылевшего супруга-алкаша горячей сковородкой по пьяной башке – это уже будет терроризм. Разницу можно уловить даже теоретически, не прибегая к печальной практике.
Если в таком направлении рассуждать о терроре политическом, то несложно прийти к выводу, что государственный террор фактически стимулирует появление «оппозиционного терроризма». Иными словами можно сказать, что так называемые «террористы» как раз и есть представители самой радикальной оппозиции против государственного террора.
Терроризм, по сути, означает сопротивление «малыми силами» превосходящему тотальному насилию. Согласно традиции, это защита оскорбленного достоинства.
«Террористический акт» как бы воспроизводит ситуацию некой дуэли, где «террорист» применяет ответное силовое действие как последнее средство для защиты своих прав, достоинства и даже физического существования перед лицом превосходящей его неправой грубой силы.
В нравственном аспекте к «террористу» трудно предъявить какие-либо претензии. В России уже в период тайных декабристских обществ рождалась идея цареубийства путём «террористического акта». Вот как об этом пишет Пушкин в романе «Евгений Онегин»:
«Меланхолический Якушкин, казалось, молча обнажал цареубийственный кинжал».
В настоящий момент общество ещё не додумалось до такого политического режима, который был бы надежно защищен от терроризма. Проблема терроризма в равной степени касается и диктатур, и демократических государств.
Например, на территории Великобритании, в Германии и во Франции, не говоря уже об Израиле, по сей день существуют мощные «террористические организации». А Россия, которая ведёт жестокую геноцидную войну против чеченского народа, давно сидит на мощном вулкане терроризма.
А теперь, отделив «мух от котлет», надо разобраться: кто те «плохие парни», которых предлагает «мочить в сортирах» главный кремлёвский специалист по канализационным системам? И, самое главное, определить: будет ли толк от такой «мочиловки»?
Начнём с начала. То есть, с правовой грамотности «главного кремлёвского борца с терроризмом».
Русско-чеченскую войну, которая по своей продолжительности уже превзошла Вторую мировую, упёртый политманьяк Путин называет «борьбой с терроризмом», а вооруженные силы Ичкерии упорно именует, в лучшем случае, «боевиками», а то и вовсе «бандитами».
Но терроризм и бандитизм – это ведь не нашествие каких-то диких экзотических существ, которые «бегают по горам и лесам», как любит с истеричной пеной у рта выражаться кремлёвский егерь, и не приступ массового умопомрачения.
К тому же всем известно, что с бандитами борются подразделения УБОП, а армия может воевать только с другой армией.
Из мирового опыта известно, что в обычных условиях проблему терроризма силовыми методами решить практически невозможно. Это вариант гражданской войны (другими словами в истории она называется «диффузированной войной малой интенсивности»). Следовательно, в основе этого явления лежат объективные причины – социальные, экономические, политические.
Что касается империалистической России, то она столкнулась не с терроризмом (вопреки тому, в чем оболваненных россиян пытается убедить могильщик правдивой информации Ястржембский), а с классической диверсионно-партизанской войной, начавшейся одновременно с вторжением русских уголовно-военизированных и наёмно-карательных бандформирований в Чеченскую Республику Ичкерия.
Во всех войнах к диверсиям – в больших или меньших масштабах – всегда прибегала и прибегает, защищая себя, сторона, подвергшаяся наглой агрессии.
До той поры, пока у «диверсантов» (вернее будет сказать защитников своего Отечества!) будет в наличии тыловая база, своя территория (в нашем случае – народ Чечни), гарантировать прекращение диверсий (читай: боевых операций и рейдов!) чеченских моджахедов абсолютно невозможно.
Так, сионистское руководство Израиля, установившее свою власть в Палестине с помощью тотального террора, десятилетиями называло диверсионные акты палестинских партизан террористическими, именовало Организацию освобождения Палестины «террористической организацией» и пыталось решить проблему чисто военным путем.
Но до той поры, пока у палестинцев оставалась тыловая база – то есть, по сути, весь арабский мир, – Израилю не удавалось остановить партизанскую войну (в ходе которой израильтяне потеряли в 3 раза больше людей, чем во всех обычных войнах, которые Израиль вел за все время своего существования).
Проблема частично была решена путем заключения соглашения с ООП и создания так называемой «палестинской автономии». Но сегодня выясняется, что проблема, частичным удовлетворением законных требований палестинцев на свое собственное независимое государство, не решается.
Та же картина наблюдается в войне между Россией и Чеченской Республикой Ичкерия. Россия в Чечне никогда не решит «проблему терроризма» карательно-войсковыми операциями в форме всевозможных «зачисток» и облав. Причина сегодняшнего так называемого «чеченского терроризма» всецело коренится в традиционной имперской политике Кремля.
Правительство Ельцина в 1994–1996 годах разбомбило в Чечне всё, что можно было разбомбить и, проиграв Первую русско-чеченскую войну, начало исподволь копить и наращивать силы для повторного (уже реваншистского) вторжения в тотально разрушенную Ичкерию.
Вторая русско-чеченская война показала, что в Кремле настроены вновь (как при царе) «завоевать» Чечню, сломить всякое сопротивление, используя практику массового террора против гражданского населения Ичкерии. Однако этот план чрезвычайно трудно осуществим технически в современный высокотехнологический век.
А главное – это абсолютно не гарантирует прекращение так называемых «террористических актов» против агрессора-террориста. Разрушенная, разбомбленная и пылающая праведной местью и жгучей ненавистью ко всему русскому, Чечня будет представлять собой угрозу для безопасности России, пока хоть один русский оккупант будет находиться на её территории.
И, напротив, для того, чтобы Чечня перестала быть такой угрозой надо прекратить агрессию, в срочном порядке вывести все российские уголовно-военизированные бандформирования и незамедлительно признать её независимость, подписав соответствующий договор с законными властями Ичкерии. То есть, в корне ликвидировать причины «терроризма».
А пока в Чечне идут затяжные боевые действия. Уже не вызывает сомнения, что у чеченских моджахедов есть необходимые силы и средства для длительной партизанской войны. Из мировой практики известно, что такая партизанская война может тянуться десятилетиями, превращаясь в постоянный фон политической и экономической деятельности для одних, и в образ жизни – для других. В Мьянме (Бирме) и в Колумбии, например, партизанская война идет с 40-х годов XX века и продолжается до сих пор.
