Иван Петрович с грустью взирал на доктора Рошаля. Рошаль с внимательной сосредоточенностью лицезрел безжизненное личико Ивана Петровича.

«Ну что, - с надрывом в голосе спросил Иван Петрович. – Буду ли я жить?»

Доктор Рошаль сделал глубокий вздох, не сулящий ничего хорошего, и медленно обернувшись к медицинской сестре, бесстрастно сказал:

«Зафиксируйте смерть пациента».

Сестра тяжело всхлипнула и начала что-то писать в истории болезни покойника.

«То есть, как это «смерть пациента»? – Иван Петрович вопросительно уставился в пустые и бесцветные глаза доктора Рошаля. – Вот же я с вами разговариваю, как же Вы можете писать, что я умер?»

Доктор Рошаль улыбнулся так пренебрежительно, как это умеют делать только доктора из ФСБ.

Ивану Петровичу сразу стало страшно за то, что он задал такой глупый вопрос внештатному работнику такой солидной конторы.

«Должен же я был знать методы спецслужб: курировал же их когда-то, будучи секретарем Совбеза», - уныло подумал он.

Тем не менее, любопытство и ощущение того, что доктор Рошаль, все-таки, что-то не так сделал, пересилили природный страх (не зря же в своё время Чечню прошёл), и Иван Петрович решился на ещё одну смелую реплику.

«И всё же скажите мне по совести - где я умер: в Киеве или в Москве?».

Доктор Рошаль низко наклонился над Иваном Петровичем, быстро прошептал какие-то слова – то ли молитву, то ли инструкцию ФСБ, и на одном дыхании выпалил фразу, длинную, как послание Путина Федеральному Собранию РФ: 

«Это не имеет существенного значения. Вам-то уже без разницы. Умершим считается больной, у которого не бьется сердце, не функционирует мозг, отсутствуют дыхательные процессы и наличествует комнатная температура тела, а у Вас сердце не бьется, - доктор Рошаль прижал пальцы Ивана Петровича к артерии, чтоб он понял, что пульса нет, - не функционирует мозг, - доктор Рошаль показал на некий прибор, линия показаний которого была пряма как вертикаль путинской власти, - отсутствуют дыхательные процессы, - доктор Рошаль приблизил ко рту умершего кривое зеркало, на котором не выступило ни капли, - и, наконец, у Вас присутствует комнатная температура тела, - доктор Рошаль показал на термометр, - вернее, уличная, по причине открытой форточки и выбитого стекла в подвальном помещении, где оборудована Ваша палата-камера».

Иван Петрович несколько секунд лежал оглушённый, переваривая сознанием информацию. За эти тревожные секунды доктор Рошаль успел встать и дойти до двери странной палаты, в которой веяло какой-то подозрительной сыростью, пахнущей то ли раздавленными клопами, то ли запёкшейся кровью.

«Как же мне теперь быть?– на полдороге Рошаля догнал справедливый вопрос Ивана Петровича. – И куда мне теперь?»

Доктор Рошаль протёр большие очки в роговой оправе рваным халатом, который носил ещё с «норд-остовских» времён и ободряюще улыбнулся:

«Как куда? В морг, разумеется!»

Дверь в палату плотно закрылась, Иван Петрович лежал на кровати и был, по правде говоря, в сильнейшей прострации. Он, конечно, знал, что смерть когда-нибудь придет, но что она придет именно так, – этого он не мог себе представить даже в самых смелых фантазиях. Да и где это видано, чтобы человек, вроде, как и жив, а, вроде, как и труп.

Он бы еще долго пролежал, размышляя над этими непростыми вопросами, если б медсестра не напомнила ему:

«Извините, но вы должны освободить палату, нам некуда положить больную Хакамаду»

- Да-да, конечно, - Иван Петрович встал и начал собирать свои вещи.

«Не дай Бог, из-за меня может разразиться дипломатический скандал:

ведь, Ирина Муцуовна – этническая японка», - пронеслось в затуманенном сознании.

Но тут он неожиданно услышал голос медсестры.

«Извините, но вещи Вы должны оставить тут».

«Как это – тут?» – искренне удивился бывший пациент.

«Вещи умерших кандидатов в президенты мы должны возвращать родным или в избирательный штаб по месту прописки», - парировала неумолимая, как загробный ангел, медсестра.

Возмущению Ивана Петровича не было предела:

«И что же мне – голым идти?»

Медсестра была непреклонна:

«Вы теперь труп. Вам уже всё равно, а мне отчитываться надо».

«Да пошли Вы со своими отчётами в чёртову Думу и в долбаный Совет Федерации. Возьму и уйду!» - прохрипел Иван Петрович замогильным голосом.

«А я тогда украинских таможенников позову. Тем более, что Вас и так ищут. Вон МУР и ФСБ с ног уже сбились. Надо было читать газеты, а не умирать в самом интересном месте», - возмутилась медсестра.

«Ну и зовите, посмотрим, как это они труп не будут пропускать к его другу Черномырдину!» – Иван Петрович уже активно вошёл в расписанную для него роль.

Пока медсестра переваривала этот логичный ответ беглого трупа, Иван Петрович собрался и ушёл, сверкая интимными частями своего тела.

«А эта медсестра очень похожа на Ксению Пономарёву – руководительницу моего предвыборного штаба. Тот же идиотский характер. Что же это со мной? Галлюцинирую, что ли? Бред, это какой-то кошмарный бред», - глухо бормотал под нос новоявленный покойник. – Трупы живыми не бывают. Я хожу, я мыслю, следовательно, я существую. Кто это сказал? Шойгу или Сократ? Платон или Починок? При жизни помнил ведь. А ведь, я и сейчас не мёртвый. Как же это проверить окончательно?»

Очертания знакомого переулка и родного дома чуть-чуть прибавили в нем оптимизма.

«Ничего, дома разберёмся», - подумал он немного успокоившись.

На звонок открыла заплаканная жена Альбина:

«Ты, дурень, чего из морга сбежал? Нам же гроб заказывать надо! Ты же умер пять дней тому назад в Киеве. Я уже все глаза выплакала. Дочка с горя слегла».

Иван Петрович от неожиданности даже растерялся.

«Какой гроб? Вот же я – тут. Зачем же гроб?» - запротестовал он, взмахивая обеими руками, как российский двуглавый орёл своими куриными головками.

«Как зачем? Хочешь нам похороны сорвать? Не дам! Мне и так тяжело, я соломенной вдовой стала из-за тебя. Тебе-то легко, умер уже, беспечно нагишом по городу разгуливаешь, а мне деньги надо собрать на твою похоронную церемонию, на поминки. Где я их теперь найду? Придётся просить у Путина, хотя ты, дурак, его крепко обидел не только своим необдуманным выдвижением, но и своими предсмертными идиотскими разоблачениями».

«Да не надо просить их у Путина, если я действительно мёртв, то он это меня приказал убить. Ведь я его вывел на чистую воду в связи с войной в Чечне и с этими братьями-бандитами Ковальчуками, - Иван Петрович зашел в квартиру. – Но я, слава Патрушеву, ещё жив! И деньги на похороны заработаю сам, своим горбом».

«Как же, заработаешь, - жена вытерла платком заплаканные глаза. - Кто ж тебя – мёртвого на работе держать будет?! И в Думу ты не прошёл со своим дружком Явлинским».

Мёртвый кандидат в президенты России прошёл в зал, и устало опустился в неуютное кресло, которое недовольно заскрипело под ним. Покойнику хотелось покоя, но покоя не было.

«А ты подумал обо мне? – продолжала жена. – Ты-то уже умер, отмучился, можно сказать, тебе хорошо, а где я себе нормального мужика найду в сорок-то лет? Это Березовский тебя угробил. Я знаю. Чует моё БАБское сердце. Он заодно с Путиным, и они тебя впутали в запутанную путаницу.

Он самый тайный агент Путина. И он ему помогает избираться на второй срок. Очень хитро задуманная спецоперация. А ты просто лох, что поверил Борису. Вон Юшенков с Головлёвым тоже не хотели верить, что они умерли, пока их в гробы не положили и гвоздями крышки не заколотили. А ты не мог умереть попозже? Потерпеть не мог? При жизни от тебя толку не было, и после смерти от тебя только одна морока».

Не выдержал всего этого Иван Петрович и умер. Совсем умер.

Бесповоротно.

А перед окончательной смертью в последний раз подумал:

«Да… выходит, и кандидаты в президенты России так нелепо умирают.

Кстати, любопытно, если бы я не ездил в Киев, то, как меня смерть нашла бы? Ведь и ФСБ не могла меня найти. Я так хорошо умею конспирироваться. Но смерть не смог обмануть. Неужели смерть тоже агент Патрушева? Жаль, что не успел снять свою кандидатуру в пользу Владимира Владимировича, ведь его, бедного, заклюют теперь эти твердолобые коммунисты Глазьев и Харитонов. Хорошо, что моё место в палате заняла Хакамада, а не чужой мне человек. Как же я устал. Как после тяжелого тура чеченских переговоров, я очень доволен, что вернулся и умер на Родине». 

Это была последняя мысль Ивана Петровича перед тем, как проснуться в подвале Лубянки.

P.S.: Иван Петрович все свои дальнейшие интервью средствам массовой