Стратеги в Брюсселе прекратили сладкие речи о том, что расширенный Европейский союз будут окружать друзья.

Германский вопрос решен, и возникает российский вопрос. Можно ли превратить Россию, после веков автократии и империализма, в демократическую страну, которая ладит со своими европейскими соседями? По-видимому, ответ: "Пока нет", если судить по документу, обнародованному на прошлой неделе Европейской комиссией. Он дает основания предположить, что отношения между ЕС и Россией почти вернулись на постсоветский уровень.

Комиссия призывает к "откровенному обсуждению российских методов, которые противоречат всеобщим и европейским ценностям". Она говорит, что у России есть проблемы с демократией, правами человека и свободой прессы. Она упоминает о ссорах по поводу экологии, торговли, режима границы и технического сотрудничества. Она говорит, что гуманитарная помощь России привела "как минимум к неоднозначным" результатам, и упрекает Россию в "напористости" в отношениях с соседями.

Некоторые из этих споров тянутся годами. Но они становятся более горячими по мере приближения майского расширения ЕС на восток. ЕС примет 10 стран, семь из которых были вассалами или сателлитами СССР. Поскольку для того, чтобы выполнить требования ЕС, эти страны вводят жесткие визовые правила и закрывают свои рынки для таких российских товаров, как самолеты с превышением уровня шума, Россия внезапно поняла, что расширение ЕС в практическом отношении имеет для нее гораздо большее значение, чем расширение НАТО, когда-то поглощавшее все ее внимание.

И Россия перенесла направление дипломатического огня. Она добивается пересмотра "соглашения о партнерстве и сотрудничестве" с ЕС, которое, по замыслу, регулирует все аспекты отношений. Она представила список из 14 важных пунктов, от торговли до безвизового режима, которые она хочет сделать предметом переговоров. Возникает угроза того, что договор утратит силу, хотя чиновники ЕС утверждают, что Россия потеряет больше, подвергая риску привилегии в торговле с ЕС.

ЕС также утверждает, что Россия, при всех своих требованиях, в последнее время не проявляет большого энтузиазма по поводу детальных переговоров. Возможно, это отчасти связано с отвлечением на парламентские и президентские выборы. Но в этом есть нечто большее.

Россия не хочет, чтобы ее, как сейчас, просто информировали о позициях ЕС, уже согласованных правительствами и не подлежащих изменениям. Она хочет получить место в новых единых структурах, обсуждающих решения, которые могут затрагивать ее интересы. Она хочет большего, чем соглашение с НАТО, где ее представители сидят рядом с министрами стран альянса и имеют "право голоса, но не вето".

Европейской комиссии эта идея очень не нравится, поскольку она опасается, что отношения между Россией и ЕС станут заложниками двусторонних связей между Россией и национальными правительствами, в которых ей гораздо легче доминировать. Свежи в памяти воспоминания о ноябрьском саммите ЕС-Россия, где премьер-министр Италии Сильвио Берлускони, по замыслу представлявший правительства ЕС, отмежевался от европейской точки зрения. Он выразил понимание по вопросам российской войны в Чечне и преследований в отношении нефтяной компании ЮКОС.

Последний документ Еврокомиссии отмечен резким изменением оптимистического взгляда годичной давности, когда комиссия опубликовала документ "Расширенная Европа", в котором заявляла, что Россию и другие страны Восточной Европы и Южного Средиземноморья можно превратить в "круг друзей" расширившегося ЕС, принимающих политические и экономические ценности союза и взамен получающих гуманитарную помощь и доступ к рынкам.

ЕС упустил из виду, что Россия вновь стремится к жестким сделкам с остальным миром, дружба интересует ее меньше, чем коммерческая и дипломатическая выгода. ЕС забыл, что Россия по горло сыта реформами, проводимыми по советам из-за границы в 1990-е годы. Более широкий доступ на рынки ЕС для ее товаров и услуг не сулит ей большой выгоды. Ее главный экспорт – это нефть и газ, и его ограничивает только страх Европы перед слишком большой зависимостью.

В каком бы направлении ни развивалась российская тема, следом потянется восточноевропейский вопрос. Стратегия "Расширенной Европы" подразумевает более тесные связи с Белоруссией, Украиной и Молдавией, новыми соседями расширенного союза. Польша говорит о том, чтобы предложить им когда-нибудь стать полноправными членами ЕС. Но Россия считает их своими стратегическими союзниками, естественными деловыми партнерами, членами расширяющейся зоны свободной торговли, где господствует Россия. Едва ли ей понравится, если ЕС начнет переманивать ее главных союзников.

Все это означает, что правительствам ЕС в ближайшие месяцы предстоит принять важные решения. Одно из них – занимать ли твердую позицию в нынешней ссоре с Россией. Это может означать провал соглашения о "партнерстве и сотрудничестве". Впоследствии можно будет заключить временные соглашения, но символический вред будет велик.

Второе – как реагировать, если президентские выборы на Украине и парламентские в Белоруссии, предстоящие в октябре, будут слишком грубо фальсифицированы. Ноябрьская мирная революция в Грузии создала соблазнительный прецедент. Оппозиция, поощряемая Америкой, использовала возмущение народа подтасовками результатов выборов и свергла некомпетентного (хотя и проамериканского) президента Эдуарда Шеварднадзе и выбрала молодого лидера Михаила Саакашвили. Теперь Россия будет начеку, чтобы не допустить подобного развития событий на Украине и в Белоруссии.

У нее есть основания для беспокойства. Некоторые американцы почти не скрывают надежды дождаться революционных действий в отношении белорусского диктатора Александра Лукашенко и украинской коррумпированной номенклатуры. Центральная Европа с этим безоговорочно согласна. Они хотят, чтобы Россию что-нибудь сдерживало. Более давним членам ЕС не хочется глубже влезать в Восточную Европу и ссориться с Россией больше, чем это необходимо.

Выработка единой политики по отношению к Восточной Европе, которая устраивала бы старых и новых членов ЕС, станет серьезной проблемой для расширенного Евросоюза. Выработать политику, приемлемую для России, будет еще труднее.

Инопроесса

The Ekonomist