Если о «первой чеченской» много писали и говорили, то о второй войне мы практически ничего не знаем. Средства массовой информации пугают лишь ваххабитами и «международными террористами». В Питере я случайно познакомился с беженцем из Чечни, ингушом Махмудом из рода Цолой (Целоевым). Этот интеллигентный человек, инженер-строитель, прожил в Грозном с 1971 года по ноябрь 1999-го. Он помнит, как Чечня жила при коммунистах и при Дудаеве. Он находился в чеченской столице, когда город штурмовали российские войска, и участвовал в его обороне. Он жил в Чечне при Масхадове. Его рассказ – свидетельство очевидца. В начале нашего разговора Махмуд сказал: «Я, ингуш, хочу, чтобы твой материал способствовал изменению общественного мнения о Чечне и о братьях-чеченцах в пользу истины».
Вопрос: Как вы жили при Дудаеве до «первой чеченской войны»?
Махмуд: В 1993-1994 годах весь Северный Кавказ ездил за покупками в тогдашний Грозный! Чеченские бизнесмены заполнили наши рынки и магазины заграничными товарами. Цены на них были невысокими, поскольку их ввоз не облагался таможенной пошлиной. Мы жили в достатке. Я, например, занимался разведением домашней птицы. Зарабатывал по 100 долларов в день. Развитие и обогащение населения шло сравнительно равномерно. Не было слишком богатых и очень бедных.
В основательно построенных домах чеченцев было все, что необходимо для нормальной цивилизованной жизни. Затем наше добро - мебель, бытовые приборы, аудио и видеотехнику - растащили грабители в форме российской армии. То, что прихватить не смогли - холодильники, пианино, неподъемные приборы - прострелили, дабы привести в негодность. Все народности России побывали в Чечне: ханты, манси, татары, башкиры, удмурты, коми, пермяки, хакасы, мордва, черемисы. Спрашивается, что мы у них отняли?!
Вопрос: Как русские наводили «конституционный порядок»?
Махмуд: В конце лета 1995 года в Грозном (Джохаре) я встретил пьяного русского офицера. Мы разговорились. Он был с блокпоста, расположенного у моста через Сунжу, рядом с Консервным заводом и поселком Калинина. «Домой еду, в Краснодарский край. Отпустили отпраздновать рождение сына», - похвастался он. «Что привело тебя в Грозный?» - поинтересовался я. Он начал было лепетать что-то о «защите населения от бандитов». Но потом признался: «Командование обещало жалованье поднять, жильем обеспечить». То есть он приехал убивать и грабить, чтобы обеспечить свое существование! Этот офицер был небольшого роста и хилого телосложения. Я мог его свернуть в бараний рог или удавить за углом. Но решил не марать рук.
В тот же день недалеко от своего дома, на улице Ленина, около конечной остановки автобусного маршрута №5, напротив 15 военного городка, я заметил незнакомого парня в чужом дворе. «Вот кого я сейчас накажу!» - подумал я. Перепрыгнул через забор, схватил парня за шиворот, развернул его к себе лицом... И Боже мой! Что я увидел! Лицо солдата было черным от побоев. «Кто тебя так?» - спросил я. «Свои офицеры», - ответил несчастный. Это был солдат срочной службы, призванный из Астрахани. Он бежал из части, где его я постоянно били и унижали.
Собственными глазами видел, как с крыши автошколы ДОСААФ на Старопромысловском шоссе (автобусная остановка «Автобаза») российский пулеметчик расстрелял «сапожек»-«Москвич». Водитель погиб, а пассажир получил тяжелое ранение. Произошло это среди бела дня! «Москвич» находился в потоке машин.
Незадолго до начала «второй чеченской войны» я купил дом в Малгобеке. Во дворе, во флигеле, жила вдова, мать шестерых детей. Вот что она рассказала. 1995 году ее муж вместе с 4-летнем сыном ехал на легковой машине по дороге к Соляной балке Старопромысловского района. Их остановил ОМОН. Во время разговора отца с милиционерами на повышенных тонах мальчишка спрятался под панель кабины. ОМОНовцы отстрелили мужчине мизинец на ноге. Когда он застонал от боли, русские с издевкой спросили: «Чего орешь?! Ты же чеченец!» Поправившись, чеченец купил автомат с оптическим прицелом и до того, как погибнуть, успел убить четырех контрактников.
В 1995-м в Грозном в недостроенном четырехэтажном производственном здании Общества слепых на улице 8 марта располагался русский блокпост. На следующий год солдат там уже не было. Я из любопытства решил осмотреть здание. На первом и втором этажах, кроме дерьма и стреляных гильз, ничего не обнаружил. Но вот на третьем этаже я заметил следы от костра. В золе валялись обгорелые документы. Пропуск на завод, военный билет, паспорт и рабочее удостоверение на имя Веселковского и паспорт на имя грузина (фамилию запамятовал) по имени Сергей. Я пошел по адресу грузина. Он был прописан по Трудовой улице, дом 23, квартира 14. Чеченцы мне сказали, что тетя Сергея, Тамара, стоит у подъезда. Я подошел к ней и осведомился, где ее племянник.
Она ответила, что он уехал. При этом она смотрела на меня глазами побитой собаки. Когда я показал Тамаре паспорт Сергея, она с криком «Вай мэ! Серго!» впала в истерику. Потом мне удалось выяснить, что Серго похоронен на старом христианском кладбище, что рядом пожарной частью СВПЧ-3. Как он погиб? Однажды со своими заводскими друзьями - чеченцем и русским (Веселковским) – он пошел проведать свою тещу. По дороге их остановил патруль. Дождавшись комендантского часа, солдаты расстреляли всех троих, а их документы бросили в костер. Тело чеченца родственники подобрали на следующий день. А трупы грузина и русского провалялись неделю на глазах солдат.
Я просил своего знакомого репортера Адлана (студия, в которой он работал, располагалась в подвале проектного института «Грознефтехим») сделать телерасследование этого злодеяния. Но тетя Тамара, испугавшись, отказалась в этом участвовать и уехала в Пятигорск. Для чего я все это рассказываю? Я хочу доказать, что русские солдаты в Чечне реализуют свои садистские наклонности.
Российское вторжение поставило Чечню на грань экологической и этнической катастрофы. Из-за бомбардировок, ракетных и артиллеристских обстрелов в горах и лесах не осталось зверей и птиц. Жители станицы Ассиновская Сунженского района и селения Гази-юрт Назрановского района жаловались мне, что на их пасеках слабеют пчелиные семьи из-за уничтожения вылетевших на спаривание пчеломаток винтами барражирующих вертолетов.
Невозможно заниматься сельхозработами, поскольку дороги и поля заминированы. В XVIII веке всю Чечню южнее Терека покрывал густой лес. Русская армия с 1817 по 1862 год вырубала его, стараясь покорить чеченцев силой оружия. Леса не восстановились до сих пор. Нынешние бомбардировки окончательно изуродовали наши леса: деревья либо расщеплены, либо нашпиговали осколками. Когда в декабре 1994 года из установок «Град» русские обстреляли Грозный в районе улиц Куйбышева, Калинина, Украинская, Избербашская и Матросова, осколки пробили насквозь газовые трубы диаметром
Численность чеченского народа сокращается. Русские расстреливают молодых людей обоего пола. Беженцев преследуют болезни, особенно болезни дыхательных путей и другие недуги, связанные с переохлаждением организма. Роддома и учреждения по репродукции человека, по защите материнства и детства в республике разрушены, из-за чего резко возросла детская смертность. Дети отстают в физическом развитии. А так называемые демократические европейские государства не хотят связываться с Россией. Чеченцам отказывают в визах на въезд и не предоставляют политическое убежище. Мы вынуждены находиться среди враждебного, одурманенного пропагандой русского населения, терпеть произвол российских властей.
Вопрос: Что тебя, ингуша, привело в ряды чеченского сопротивления?
Махмуд: В конце декабря 1994 года я вместе с несколькими молодыми ребятами под обстрелом пробрался в президентский дворец в Грозном. В его подвале находились пленные солдаты, раненные (как российские солдаты, так и чеченские бойцы), вооруженные и безоружные люди. Но безоружных людей было в несколько раз больше. Я заметил в группе людей депутатов Госдумы Борщева и Ковалева. Я спросил у Ковалева: «Мы, мирные граждане, рабочие и интеллигенция, находимся на распутье. И от вашего ответа зависят дальнейшие наши действия. Дудаев показывал нам документ о выселении жителей Грозного в Оренбургскую, Саратовскую и другие области России. Есть ли такой документ?». Ковалев ответил: «Такой документ действительно существует. Его подписал Черномырдин. Но там говорится об эвакуации мирного населения из зоны боевых действий». Все стоявшие рядом люди оглушительно захохотали. А потом распределились по боевым группам и двинулись добывать трофейное оружие.
Вопрос: Живя в советской Чечне, ты ощущал на себе русский шовинизм?
Махмуд: В 1971 году, когда я юношей 15 лет переехал из Казахстана в Грозный, в общественном транспорте не было слышно чеченской речи, а в учреждениях запрещалось разговаривать на чеченском языке. Как-то мы с приятелем общались на чеченском в бухгалтерии завода «Красный молот». Сотрудница бухгалтерии, армянка по национальности, потребовала, чтобы мы говорили на русском. Я ответил: «На каком хочу языке, на таком и разговариваю». Недовольство копилось годами и вылилось в восстание 1991 года.
Вопрос: А как складывалась жизнь в Чечне после вывода российской армии?
Махмуд: Конечно же, после первой войны мы сильно обеднели. Основной статьей дохода стала нефть. Бывшие ополченцы, а среди них много специалистов по ремонту скважин, добыче нефти, поддержанию пластового давления, поделили между собой месторождения и скважины и начали добывать нефть, которую затем они продавали. В сентябре 1999 года в Чечне один литр солярки шел всего за один рубль, а литр бензина – за два с полтиной. Бензин и солярку продавали в розницу десятилитровыми банками на дорогах. Правда, нефтепродукты были далеко не лучшего качества.
Крекинг (перегонка) нефти осуществлялась открытым путем, то есть мазут просто-напросто сжигался. Российская пропаганда твердила, что мы воровали нефть из нефтепровода, протянутого из Баку. Чеченцы не могли использовать азербайджанскую нефть, даже если бы очень захотели! Дело в том, что азербайджанскую нефть невозможно перегонять открытым способом, поскольку в ней много серы. Запах от сжигания сернистой нефти отравляет всю округу. В 1998 году чеченские производители нефтепродуктов вместо самодельных «самоваров» хотели строить маломерные заводские установки по перегонке нефти, что повысило качество продукции. Иногда по указанию президента Аслана Масхадова через нефтепроводы перекачивали чеченскую нефть в Ставрополье для того, чтобы получить финансовые поступления в бюджет Ичкерии.
Вопрос: А за счет чего жили простые чеченцы?
Махмуд: Все эти заявление российской пропаганды, что мы при Масхадове пухли от голода – ложь. Уже в 1998 году стали появляться заказы от частных лиц на строительство, образование, здравоохранение, музыкальные и литературные произведения, озвучивание кинокартин на чеченском языке. Однако пенсии, пособия, зарплата учителям и врачам из бюджетных средств не выплачивались. В Грозном не было транспортных проблем, хотя маршруты были укороченными.
В 1999 году проезд от Зеленого рынка до Кардиологической больницы стоил два рубля. На остановках не было очередей из пассажиров, а были очереди из автобусов. Чем занимались простые чеченцы в период между двумя войнами? Ни я, ни мои знакомые и родственники без дела не сидели. Сайда Башинхой, из селения Башин-Кале Шатоевского района, в 1998 году он пытался освоить террасовое земледелие и стойловое содержание крупного рогатого скота зимой в горах, принадлежащих его роду. Мой брат Б. Целоев, по специальности сварщик, выполнял строительные заказы по восстановлению Октябрьского консервного завода и частные заказы на строительство жилья.
А. Манкиев трудился в обувной мастерской, и все мои соседи носили обувь, изготовленную им. Мой родственник Х. Барахоев, будучи ветеринарным врачом, обслуживал несколько сел вокруг Грозного. А. Хашумов работал оператором телевидения в телестудии в гостинице «Арена». А. Шатаев установил один из первых пунктов сотовой связи в чеченской столице и одновременно построил птицеферму на 1500 голов кур-несушек на берегу реки в селении Старая Сунжа.
А какие красивые платья шили наши портнихи! И продавали их совсем недорого. Чеченские девушки создавали новые предметы туалета, в частности женские носки из бархата и велюра. Я уже не говорю о традиционных культурах кулинарии и хлебопечения.
Дабы наладить экономические связи с закавказскими странами, чеченцы решили построить шоссе в Грузию через Аргунское ущелье. В мае 1998 года дорожная насыпь была проложена до грузинской границы. Однако Грузия не стала строить свою часть дороги. Тогда чеченцы изъявили готовность закончить строительство трассы на свои средства и своими силами. Оставалось-то всего
Вопрос: Кто же тогда похищал людей?
Махмуд: Как создавался образ «чеченца-террориста»? Торговля людьми в Чечне была налажена при непосредственном участии российских спецслужб и офицеров российской армии. Солдат в заложники продавали не только генералы, но и ротные и взводные командиры. Офицеры посылали своих подчиненных на «хозработы» в заранее условленное с похитителями место. Те платили офицерам по тысяче долларов за солдата.
Затем перепродавали их посредникам от международных гуманитарных фондов по 10 тысяч долларов за каждого. А те, в свою очередь, получили от международных фондов по 30-50 тысяч долларов за человека. Россия заявляла, что не платила за заложников ни копейки. Это чистая правда. За освобождение солдат из плена платили международные гуманитарные организации. Но кто их представлял, мне неизвестно. В народе говорили, что Березовский.
Вопрос: Слушай, а кто такие ваххабиты? Российские журналисты и политики только и пугают ими обывателя…?
Махмуд: Я лично и мои родители – мюриды секты суфистского толка в исламе, основанной духовным учителем Кадыром Гилани из Багдада, последователем которого являлся наш наставник Кунта Кишиев из чеченского селения Илисхан-Юрт. Основные братства и секты в Чечне – суфистского толка. В XIX веке царская администрация пугала население Российской империи мюридизмом. Сейчас пугают людей ваххабизмом. Ваххабизм – не более чем пропагандистский термин. В Туркмении в поселке Керкчи мне встречались ваххабисты-таджики из Гарма. Эти люди удивили меня чистотой нравов и мысли. Гармские таджики не пили спиртного, не курили и даже в карты не умели играть. Когда к ним обращалась, женщина, хозяйка дома, на их лицах читалось смущение. В Чечне около двух десятков сект и еще одна секта ничего не решает.
Вопрос: Русские утверждают: сами чеченцы никогда не договорятся между собой, поскольку ваше общество разбито на кланы – тейпы. Что это вообще такое, тейповая система?
Махмуд: Есть свидетельства того, предки вайнахов жили на Кавказе еще до потопа. Каждый чеченец и каждый ингуш имеет два родовых поместья: одно в горах, другое - на равнине. В горах представители одного рода находятся на одном ограниченном пространстве и имеют право только на нем владеть землей, пользоваться недрами и водами. В горах действует закон гостеприимства: путник неприкосновенен; если он попросился на ночлег, его необходимо принять. На равнине представители одного рода находятся в каждом населенном пункте и делят угодья с представителями других родов и пользуются законом общественного пользования землей, недрами, водами.
Каждый чеченец и ингуш знает свою родословную. Некоторые люди прослеживают свои корни до 40-го колена. Даже оккупированные чеченские земли считаются принадлежащими роду, что бы на них не находилось и что бы на них не было построено колонистами. Чеченское сопротивление возникало всегда, когда российские захватчики пытались закрепить наши родовые земли за кем-либо: казакам, генералами, осетинами. До сих пор наши территории остаются в составе Северной Осетии и Дагестана. Никто не имеет права указывать нам, как жить, чем питаться, что одевать, как регулировать отношения в своем обществе.
Земля, на которой мы живем, нам дана Богом, и никто не имеет право на нее претендовать. То, что Россия пытается создать в Чечне, называется колониальной администрацией, которая поддерживает коллаборационистов, раздавая должности и звания за взятки, за преступления против собственных родственников. Жадные, беспринципные, наглые люди – вот на кого опирается колониальная администрация. Должен сказать: чеченский ставленник колониальной администрации, претендующий на чужые угодья и власть над другими родами, долго не проживет. Его убьют.
(Это интервью в свое время было подготовлено для ряда петербургских изданий, однако все они отказались публикации)
Беседовал Дмитрий Жвания, Санкт-Петербург.
