Антонина Березовенко, 06 декабря 2004
В июне вице-президент США Дик Чейни (Dick Cheney) шокировал публику, употребив в Сенате нецензурное слово (the F-word). В России и на Украине, где скатологические и ненормативные выражения стали нормой, г-н Чейни вряд ли бы кого-либо удивил.
Одним из первых к неподобающей лексике стал прибегать сам российский президент Владимир Путин. Вспомним хотя бы его знаменитый пассаж от 16 сентября 1999 г.: 'Мы будем преследовать террористов везде, в аэропорту - в аэропорту. Вы уж меня извините, в туалете поймаем - и в сортире их замочим'. Дмитрий Рогозин, лидер российской партии 'Родина', как-то отозвался о другом политическом деятеле следующим образом: 'он в подкладном судне утонул'. А буквально в этом месяце писатель Виталий Коротич заявил, что Россия 'обос. . . лась', пытаясь вмешаться в ход абхазских выборов.
На Украине подобные выражения тоже встречаются нередко. В одном из недавних выступлений премьер-министр и кандидат в президенты Виктор Янукович назвал своих оппонентов (примерно половину населения Украины) 'козлами'. Г-н Янукович, в молодости дважды отсидевший в тюрьме, не может не знать, что на тюремном сленге 'козлом' называют жертву гомосексуального изнасилования. Кроме того, он пообещал, что возьмет противников 'за яйца'.
В свою очередь, кандидат в президенты от демократической оппозиции Виктор Ющенко заявил, что министру внутренних дел 'место у параши'. В аналогичном духе выразился и бывший президент Украины Леонид Кравчук, назвавший специалистов по 'черному пиару' 'г. . .метами'. Глава Украинской народной партии Юрий Костенко говорил о 'голосовании в туалете'. А Юлия Тимошенко, еще один оппозиционный лидер, в ответ на вопрос, каковы ее шансы стать президентом, выдала фекальных метафор, связанных с работой кишечника, толстой кишки и запором, аж на 300 слов. Депутат парламента Володимир Черняк обвинил своих оппонентов в том, что те опустились 'ниже канализации'.
Что же происходит? В советские времена выражаться подобным образом было бы просто немыслимо. Да и в 1990х гг., сразу после распада СССР такое встречалось крайне редко. Очевидно, происходит крушение глубоко укоренившихся культурных табу, связанные с человеческим телом, сексом и сексуальностью, что вполне естественно для обществ, переживающих болезненные политические, социальные и экономические перемены после краха коммунизма. А поскольку эти дабу находили выражение и в лексиконе, их слом проявляется, среди прочего, в нарушении традиционных языковых норм.
Но российское и украинское общества еще и крайне поляризованы в политическом плане. Путинская Россия явно движется в сторону авторитаризма; то же самое можно (или можно было до начала демонстраций протеста против подтасовки выборов) сказать и о режиме президента Украины Леонида Кучмы, покидающего свой пост. Политические ставки в обеих странах очень высоки. Сторонники авторитаризма знают, что это их последний шанс удержаться у власти, но и демократы осознают, что у них остается последняя возможность воспрепятствовать полному утверждению авторитарных режимов у них на родине. А когда ставки так высоки, неудивительно, что люди прибегают к столь 'низкой' лексике.
Но больше беспокоит другое: возможно, популярность 'фекального' лексикона говорит о том, что все - и общество, и элита - подспудно осознают, что российское и украинское общество достигли самой низкой точки падения. А когда жизнь кажется безнадежной, фекальные метафоры, увы, могут точно отражать реальность.
"The Wall Street Journal", США
ИноСМИ
