Многие аналитики, в том числе и чеченские, высказывают мнение, что очередная российско-чеченская война была выгодна Путину в начале его карьеры, чтобы придти к власти и прочно утвердиться в Кремле, но теперь Путин хотел бы «умиротворения Кавказа», поскольку он уже выстроил свою «вертикаль власти» и не нуждается больше в пропагандистском использовании «чеченской карты». На вопрос о том, почему же Путин в таком случае не идет на реальное политическое урегулирование российско-чеченского конфликта, в большинстве случаев ссылаются на некую «мафию», которая состоит из московских финансистов, командования оккупационных сил в Чечне и марионеточных чиновников, кровно заинтересованных в продолжении войны, приносящей им баснословные выгоды на воровстве «восстановительных» и «компенсационных» денег. Якобы, именно эта мафия и блокирует – «на уровне намерений» – любые мирные замыслы Путина.

Некоторые западные и российские аналитики (среди последних сольную партию играет известная журналистка Анна Политковская) расширяют состав пресловутой «мафии», добавляя в ее состав также руководителей чеченского Сопротивления, которые, по их убеждению, так же заинтересованы в продолжении войны, поскольку де некие «международные центры» обильно финансируют «полевых командиров» в процессе войны, но немедленно прекратят это финансирование, если война каким-то образом завершится. В итоге получается, что в продолжении войны заинтересованы решительно все ее участники и спонсоры, и отсюда делается пессимистический вывод о том, что у российско-чеченского вооруженного конфликта нет ни одного шанса на компромиссное политическое урегулирование.

Некоторая неадекватность суждений Анны Политковской по вопросам «высокой политики» наглядно проявилась еще в марте 2003 года, когда она требовала у президента Аслана Масхадова «спуститься с гор» и принять легальное участие в затеянном Кремлем спектакле «выборов президента Чечни». В контексте ожесточенной войны это требование было столь нелепым, что не удостоилось комментариев ни с чеченской, ни с российской стороны. Еще более странным выглядит убежденность Политковской в том, что продолжение войны выгодно чеченским командирам «в материальном плане». Любой журналист, претендующий на роль аналитика, и не желающий скатиться на уровень Шабалкина, должен знать хотя бы основы человеческой психологии, то есть понимать, что погоня за материальными благами должна предполагать в человеке желание жить и пользоваться этими благами в условиях личной безопасности.

Если же человек на протяжении многих лет ежедневно рискует своей жизнью, то глупо делать мотивацией его поступков себялюбие и корысть. Проще говоря, глупо предполагать, что чеченские командиры преследуют в этой смертельной борьбе «финансовые интересы». Тем более это глупо выглядит при одновременном обвинении их в «религиозном фанатизме». «Религиозный фанатизм», то есть искренняя преданность какой-то возвышенной идее, и «бандитизм» – преследование земных материальных выгод, являются антагонистическими состояниями человеческой души и в одной личности не уживаются (разве только в пропагандистских выкрутасах Шабалкина, сравнение с которым безусловно оскорбит интеллигентную Анну Политковскую). Именно поэтому, если и существует «мафия войны», то ее состав приходится ограничивать только российской стороной (включая в нее и российских марионеток в Чечне).

Но в самом ли деле только «мафия», – каким бы не был ее состав, – повинна в продолжении войны? Действительно ли эта война не выгодна Путину (что автоматически заставляет некоторых аналитиков подозревать в нем сторонника – по крайней мере, объективного – ее прекращения)? На наш взгляд, Путин и его чекистское окружение заинтересованы не в отсутствии войны, а в таком ее состоянии, чтобы война обладала, так сказать, пропагандистской реальностью, не угрожая в то же время серьезными неприятностями самой России, успешно ими приватизированной по всем вертикалям, горизонталям и диагоналям. Дело в том, что когда война протекает в пропагандистской плоскости, являясь «управляемым конфликтом», она выгодна кремлевскому режиму, но она решительно ему невыгодна, когда обретает неподконтрольные масштабы и интенсивность, демонстрирующие военную и политическую несостоятельность Путина и его «стратегов».

В чем выгоден Путину и его чекистской хунте «управляемый конфликт», долго объяснять не надо. В 2000-м году Путин принял под управление сравнительно либеральную страну, где худо-бедно соблюдалось главное условие демократии – свободный обмен информации и мнений. Однако теперь Россию демократической не называет даже Путин, который отсылает построение «свободной страны» в какое-то туманное будущее, оговаривая при этом, что демократия в России будет не такой как везде, а «славянской», «традиционной» и т.п. А это значит, что демократии в России нет и не предвидится, если политическими процессами в этой стране будет и дальше управлять чекистская хунта. Да и глупо было бы ожидать от чекистской хунты демократизма. Это все равно что ожидать, будто гиены по собственной охоте перейдут на вегетарианскую диету. Вполне естественно, что репрессивная организация, созданная и структурированная для защиты тоталитарного режима, получив в свои руки государственную власть, может придти только к идее тоталитарного режима. Другие идеи эта организация, на совести которой десятки миллионов уничтоженных людей, просто не может генерировать.

Для этой реставрации тоталитаризма чекистской хунте, засевшей в Кремле, и понадобился «управляемый конфликт» со всеми ее пропагандистскими страшилками. Путин и его камарилья рассчитывали, что им удастся превратить Чечню в полностью изолированный от внешнего мира лагерь смерти, и под дымовую завесу «контртеррористической операции» начать и успешно завершить главную свою операцию – установление в России чекистской диктатуры, с отъемом по классическим рэкетирским методам у олигархов всех доходных отраслей бизнеса и производств. Ни для кого не секрет, что ныне российские олигархи являются всего лишь номинальными владельцами своих миллиардов: на самом деле эти деньги и весь бизнес, на котором они зарабатываются, давно стали подконтрольными Путину и его чекистской группировке. Строптивых олигархов или убивают, или сажают в тюрьмы, или заставляют ударяться в бега. Вот для установления такого бандитского тоталитаризма Путину и его сообщникам и понадобился «управляемый конфликт» в Чечне.

Вполне закономерно, что Путину война в Чечне разонравится только тогда, когда она из «политической игры», «пропагандистской страшилки» превратится для него и его подельников в самую настоящую угрозу. Реальная оценка ситуации показывает, что такой угрозой для кремлевской преступной группировки война может стать только тогда, когда она вырвется из «чеченского гетто» и приобретет общекавказские масштабы. Президент Аслан Масхадов честно предупреждал Кремль, что война распространится на весь Кавказ, и приглашал Путина и его «стратегов» приступить к мирным переговорам. Но не от того, что питал какие-то иллюзии относительно нравственной вменяемости этой гнусной шайки. Он просто взывал к их бандитскому прагматизму, рассчитывая, что реальная перспектива заполучить Большую Кавказскую Войну заставит путинскую чекистскую банду более трезво оценить складывающуюся ситуацию. Как ответили на эти предложения чеченского Президента путинские убийцы, хорошо известно.

Теперь, когда бесследно развеялись все миражи «политического решения», военно-политическое руководство ЧРИ ясно представляет себе, как добиться победы в этом кровавом многолетнем конфликте. Надо отметить, что и сам путинский режим прилагает все мыслимые усилия к тому, чтобы у чеченского Сопротивления появились мощные союзники не только на Кавказе, превращенном российскими карателями в зону беззаконий и кровавых репрессий, но и в самой России. Дело в том, что многочисленные противники бандитского тоталитаризма Путина начинают понимать, что самой организованной и мощной силой, противостоящей чекизму, является именно чеченское Сопротивление. Начинают понимать, что совершенно нелепо выступать против Путина, одновременно позиционируя себя противниками чеченского Сопротивления. В действие неотвратимо вступает простой принцип: враг моего врага – мой друг. Думается, чеченским политикам и пропагандистам следует не только быть готовыми к подобным новым альянсам, но и активно работать на ускорение процесса их появления.

М. Висаитов,