Цветущие деревья, шумный базар под открытым небом, автомобильные пробки на дорогах... Кое-где Грозный, разрушенный российскими бомбами зимой 1999-2000 годов, выглядит как обычный город. Особенно когда его руины скрыты за высокими бетонными заборами.
Еще два года назад по ночам здесь часто была слышна стрельба, но сейчас она смолкла. Российские блокпосты, стоявшие в городе на каждом шагу, исчезли; все реже они встречаются и на трассах, особенно на севере республики. Отныне все решается в своем кругу. Кончились многочасовые очереди, унижения и взятки, которые приходилось платить "федералам", как их здесь называют, за проезд.
Российские войска вернулись на свои базы, превратившиеся в городки современного типа – с детскими садами, больницами, судами и только что построенными военными объектами.
Отныне проведение "операции" по поддержанию порядка в маленькой республике возложено на пророссийские чеченские формирования (батальоны "Запад" и "Восток", подчиняющиеся российскому МВД, батальоны "Север" и "Юг", подчиняющиеся министерству обороны, местная полиция, управление по борьбе с организованной преступностью). Со времен восстановления "конституционного порядка" здесь действуют законы Российской Федерации. Однако в Чечне по-прежнему царят произвол, бесправие, незаконное удержание людей под стражей, пытки, похищения и сфабрикованные судебные процессы.
"С этими вооруженными людьми проблема в том, что никогда не знаешь, кто есть кто", – жалуется Фатима, многодетная мать, торгующая варениками. "Чтобы показать, что они не зря получают зарплату и дотации от Москвы, они хватают всех подряд", – говорит она.
"Криминальная хроника" – ежедневная передача, идущая в прайм-тайм на чеченском телеканале ГТР – передает сводки дня: задержанные признаются в содеянном или, наоборот, все отрицают. Обвинения предъявляются целыми обоймами: "контрабанда наркотиков, кража, участие в теракте, принадлежность к незаконному вооруженному формированию...". Как утверждает Супьян Басханов, бывший следователь, ставший адвокатом, многие из этих дел "состряпаны по сфабрикованным материалам". Сидя в своем скромном кабинете в Грозном, адвокат, возглавляющий чеченское представительства Комитета против пыток, рассказывает нам про пружины этой системы.
Пружина номер один: как и во времена прокурора Вышинского, дирижера сталинских процессов 1930-х годов, признание рассматривается как улика и служит достаточным основанием для вынесения приговора. "Вопреки уголовно-процессуальному кодексу, действующему в Российской Федерации, в большинстве случаев обвинения предъявляются исключительно на основе сделанного признания", – отмечает адвокат.
Пружина номер два: чтобы получить эти признательные показания, широко практикуются пытки. ОРБ-2, место заключения, находящееся в компетенции российского МВД, является матрицей этой системы. "Это как фильтр, через него проходят все. Люди там умирают", – утверждает Супьян Басханов.
В соответствии с незыблемым ритуалом, заключенных там избивают пластиковыми бутылками, наполненными водой или песком (так остается меньше следов), пытают током, прижигают сигаретными окурками. "Тех, кто дал признательные показания, переводят в обычную тюрьму, – говорит Наталя Истемирова, возглавляющая грозненское отделение общества "Мемориал". – Бывает, что они отказываются от показаний, вырванных под пытками. В этом случае их снова привозят в ОРБ-2 и все повторяется снова".
История Шамхана Баширова служит наглядной иллюстрацией к работе юстиции в закрытой от посторонних глаз Чечне. Асет Баширова до сих пор проклинает тот вечер 21 ноября 2003 года, когда ее 24-летний сын Шамхан решил пойти на рок-концерт. По дороге домой Шамхан и его друг Ильман проходили через милицейский пост. И именно в этот момент раздался взрыв. Ильман получил тяжелое ранение. Шамхана арестовали и доставили в Октябрьское отделение милиции. Пять дней его били и пытали. Милиционеры хотели, чтобы он признался в причастности к теракту. Молодого человека мучители обвинили в терроризме и послали к ближайшему блокпосту. В карман ему подложили взрывное устройство и пригрозили: "Не сделаешь, что тебе говорят, убьем!". Шамхан подчинился. Этот эпизод стоил ему нового обвинения и трех лет тюрьмы.
Лизе Ахмадовой, матери троих малолетних детей, повезло еще меньше. В 2003 году она погибла в автобусе от взрыва самодельной бомбы. Посмертно ее обвинили в том, что это она подложила в автобус взрывное устройство. Вскоре после ее смерти, ночью ее дом в селении Бачи-Юрт окружили солдаты, и братья погибшей были зверски убиты. Это была "ужасная бойня", рассказывает один из свидетелей. Ее мужу Хусейну пришлось в одиночку воспитывать троих детей. 16 ноября 2005 года его и двух других чеченцев – Юсупа Усманова и Джамбулата Душаева – убили в Старой Сунже пьяные российские солдаты. Вытащив из машины, заставили их лечь лицом вниз, искололи ножами и добили выстрелами в затылок.
Свидетель слышал, как один солдат сказал остальным: "Они убиты, уходим". 6 апреля в Ростове-на-Дону Алексей Кривошонок – один из военных, обвиненный в убийстве, – был приговорен к 18 годам лишения свободы. Это был "показательный" приговор, вынесенный на процессе, в ходе которого были оправданы его сообщники – солдаты-контрактники Зинчук и Дольников: они проходили по делу как свидетели и, по мнению суда, не были причастны к убийству. В очередной раз от ответственности ушли офицеры, прежде всего капитан Пятницкий – командир пьяных солдат, который в момент трагедии находился неизвестно где.
Родители, разыскивающие похищенных сыновей, родственники, пытающиеся выяснить, за что осуждены их близкие: все беды чеченцев стекаются сюда, в отделение "Мемориала" (общества, созданного диссидентом Андреем Сахаровым). Это тесное помещение на первом этаже полуразрушенного дома, где нет водопровода. Сюда приходят те, для кого правосудия не существует, кто лишен прав.
В январе 55-летняя Лейла потеряла пятерых членов своей семьи. Они погибли на месте в своей машине, столкнувшейся с автомобилем, в котором сидели два пьяных российских офицера. Уже три месяца Лейла ходит то в гражданскую, то в военную прокуратуру Грозного: в первой ей говорят, что дело находится в компетенции военных, а в военной прокуратуре считают, что речь идет о гражданском деле, поскольку в момент трагедии офицеры не находились при исполнении служебных обязанностей.
Есть еще Мовлид Салатханов, крестьянин из села Дышне-Ведено (на юге республики), который очень солидно смотрится в своем черном костюме. Уже шесть лет 70-летний Мовлид ходит по дорогам Чечни – на автобус у него нет денег, – добиваясь справедливого воздаяния за смерть его сына, 15-летнего Аюба: его убили по дороге в школу российские войска, входившие в село 17 апреля 2000 года. Упрямому Мовлиду удалось разыскать убийцу сына, который тем временем перевелся в другую воинскую часть под поддельной фамилией. Но разбирательство затянулось. После восьмой баллистической экспертизы суд был в очередной раз отложен. "На последнем заседании сказали, что убийца сам был жертвой, а я – виновным, – рассказывает он. – Судья все время спрашивал меня: "Да чего вы вообще хотите?". Мовлид хочет справедливости: "Нам говорят, что Чечня – часть Российской Федерации. Тогда почему здесь не действуют российские законы?" Вот такая видимость правосудия, фиктивная "нормализация".
Недавно в Чечне появился чисто декоративный Центр гражданского общества. В новом здании этого нового учреждения, построенном на средства движения "Наши" (молодежной организации сторонников Путина), сотрудники развлекаются игрой на плоских экранах компьютеров. Игра состоит в уничтожении "террористов". По городу расклеены ярко-красные рекламные плакаты: "Наша забота – это защита ваших прав". Центр расположен в малонаселенном районе. Его адрес не знают даже таксисты...
Le Monde
