Сегодня одним из животрепещущих вопросов для мусульман, как России, так и Северного Кавказа, стала проблема выбора принципов исламской деятельности и стратегий реализации религиозной активности.

Безусловно, мы не имеем ввиду ту инертно-индифферентную массу, для которой характерен «теоретический» подход к Исламу. Речь идет о неравнодушных мусульманах, которые, следуя кораническим установлениям, считают своим долгом проявлять усердие до тех пор, «пока и не исчезнет смута и вся религия не будет принадлежать Аллаху».

В контексте современного исламского движения России и Северного Кавказа наличествуют два приоритетных вектора материализации религиозной активности, один из которых ориентирован на создание «легитимных джамаатов», другой - на ведение военного Джихада.

Показательно, что каждый из обозначенных подходов имеет явно выраженную «географическую» привязку. Очевидно, что этот факт не является случайностью, но, напротив, обусловлен рядом веских причин историко-политического характера.

Как известно, тенденция к ратификации Джихада в качестве основного направления воплощения исламской активности проявила себя на Северном Кавказе. Этот выбор представляется вполне объяснимым, если рассматривать Кавказ не как «субъект Российской Федерации», но как оккупированную исторически исламскую территорию.

С момента насильственного подчинения мусульманского пространства Северного Кавказа внешними силами в 19 веке, для исламской Уммы его освобождение с целью формирования исламских структур власти и управления по Божьим законам является фард-айн (обязательным). Но, тем не менее, мусульмане Северного Кавказа не единожды проявляли инициативу, направленную на поиск консенсуса и потенциалов функционирования в легальном религиозно-политическом поле.

Однако этноконфессиональные стратегии России оказались препятствием на пути конструктивного диалога, буквально вынудив мусульман отказаться от подобных попыток. К сожалению, сегодня не все даже самые сознательные мусульмане России склонны к осознанию данных реалий.

Неприятие многими российскими единоверцами позиции мусульманам Северного Кавказа обусловлено рядом ложных стереотипов и предубеждений в отношении северокавказского исламского движения, получивших сегодня широкое распространение.

Бытует мнение, что в концептуально-идеологической основе Джихада мусульман Северного Кавказа доминирующей составляющей является не столько исламская мотивация, сколько антиимперское противодействие угнетенных народов; что катализатором борьбы в указанных ситуационных параметрах выступают не исламские приоритеты, а «антирусское» противостояние объединенных на базе  общекавказской идентичности этнических групп.

Несмотря на явную ошибочность подобных взглядов, следует признать, что некоторые нюансы, сопровождающие северокавказское исламское движение, дают повод для подобных суждений.

Не секрет, что мобилизующим фактором и активизирующей подоплекой Джихада на Северном Кавказе действительно является сопротивление колониальным имперским амбициям России. При этом образ России как государства-агрессора автоматически проецируется на основную этническую общность этого государства - русский народ. Как следствие в информационной деятельности северокавказского исламского движения зачастую акцент на антагонизм к российскому государству трансформируется в открытую русофобию.

Учитывая то, что с каждым днем новообращенных русских мусульман становится все больше, это оборачивается негативными результатами.

Поэтому, как бы парадоксально это не звучало, отождествление русских (как народа) и России (как государства) сегодня не только предстает неадекватным, но и деструктивно сказывается на внутриисламских процессах. В связи с этим очевидна необходимость безотлагательно предать принципиальной, аналитической и взвешенной коррекции образ врага.

Более того, важно, чтобы данная линия прослеживалась во всех спектральных областях деятельности северокавказского исламского движения.

Ислам наднационален по своей сути. Он не является исключительной прерогативой народов, традиционно исповедующих религию Аллаха. Потому важно, чтобы ни «этнический», ни «суперэтнический общекавказский» национализм не становились фактором, вносящим раскол в Умму. Отсутствие же каких-либо националистических ориентиров в идеологическом обосновании Джихада обличит сугубо исламское содержание деятельности северокавказского движения мусульман.

Но и русским мусульманам следует также внимательнее отнестись к степени проявления национал-патриотических настроений в своей среде и, руководствуясь исламскими приоритетами, признать, что их историческая родина в контексте российско-кавказского противостояния оказалась фактором, противоположным Исламу и мусульманам.

В основе иной тенденции в сфере реализации религиозной активности мусульман России и Северного Кавказа лежит стремление к функционированию в рамках легального религиозно-политического пространства страны посредством формирования сообщающихся и взаимодействующих мусульманских общин. Этот метод является футуристически ориентированным и подразумевает деятельность по постепенному достижению мусульманами искомых прав и свобод, конечным итогом которой должно явиться формирование единого исламского сообщества, функционирующего в статусе автономной и самоуправляющейся «религиозной диаспоры» внутри Российского государства.

Очевидно, что данное направление исламской деятельности на сегодняшний день оказалось как достаточно популярным в России, так и практически невостребованным на Северном Кавказе. Однако еще совсем недавно идея создания «легитимных джамаатов» получила не только обширное распространение, но и энергичное применение в ряде северокавказских республик, где были образованы религиозные общины, проводившие активную религиозно-просветительскую деятельность (да'ваат).

Полноценная религиозность, высокие нравственные характеристики, самоотдача и инициативность мусульман, возвеличивающих слово Аллаха, не могли не найти должного отклика. Призыв к Таухиду был услышан и идея джамаатов получила поистине массовую поддержку, объединив вокруг себя сотни и тысячи неравнодушных мусульман. Однако этноконфессиональные стратегии России, выразившиеся в запретительных, а затем и агрессивных силовых мерах в отношении сторонников джамаатов, фактически поставили мусульман перед необходимостью отказаться от попыток построения конструктивных диалогических процессов и искать иные пути реализации религиозной активности.

В России же прецеденты подобного антагонизма, направленного на идейное и физическое подавление сторонников джамаатов если и имели место, то не в таких провокационных формах и масштабах, как это было на Северном Кавказе.

При выборе форм реализации исламской активности важно учитывать, наряду с ориентирующими положениями Корана и Сунны, аспекты ситуативной специфики второстепенного характера, такие как место, время, исторические, политические и социальные нюансы. Исходя из этого, следует признать, что мусульмане России не должны настаивать на проецировании присущей российской действительности парадигмы взаимоотношений «мусульмане - государство» на северокавказские реалии.

Возможно из лучших побуждений пытаясь поступить подобным образом, российские мусульмане стремятся сформулировать сопутствующие теории, призванные служить идейной базой для объединения религиозных пространств России и Северного Кавказа, таких, к примеру, как создание «российской нации мусульман» на основе общероссийской исламской идентичности. Очевидно, что такого рода идеологические инициативы не имеют признания в среде северокавказских мусульман, на что существуют вполне объективные причины.

Тем не менее, на наш взгляд это не является достаточным поводом для того, чтобы российские мусульмане видели в своих северокавказских единоверцах деструктивный фактор и политических конкурентов российско-исламской стратегии. Если российским мусульманам удастся объективно, избегая чрезмерных патриотических эмоций, взглянуть на ими же выдвинутый тезис сквозь призму исторических и современных особенностей взаимоотношений России и Кавказа, они найдут в себе силы отказаться от подобных проимперских воззрений в пользу исламским.

Подводя итоги, необходимо отметить, что, несмотря на сосуществование в формально единых территориальных границах, мусульмане России  и мусульмане Северного Кавказа находятся в принципиально различных ореолах историко-полического воздействия, что неизбежно сказывается на выборе векторов реализации религиозной активности. Кроме того, этноконфессиональные стратегии РФ грешат явственной дуальностью - в них четко прослеживаются «российская» и «кавказская» линии.  

Отсутствие единого курса развития и методов функционирования не должно быть основанием для становления тенденции к антагонизму между мусульманами Северного Кавказа и их российскими единоверцами. Разнохарактерность технологий осуществления религиозно-политической деятельности не может сделать мусульман конкурирующими или оппонирующими силами, если, конечно, они не допускают подмены целей и существуют во имя достижения сугубо исламских интересов.

Именно единая целевая направленность может (и должна!) стать нерушимой основой для сотрудничества и взаимодействия между мусульманами России и Северного Кавказа. Однако очевидно, что подобное единение не может произойти в условиях наличия в идеологических установках мусульман каких-либо националистических элементов вне зависимости от того, этнический ли, «суперэтнический» или «надэтнический» подтекст они в себе несут.

Всевышний Аллах хоть и создал нас народами и племенами, но самый лучший из нас, как известно, - есть наиболее богобоязненный. Поэтому не существует для мусульман никаких перспектив объединения в любые «надэтнические» нации - будь то «общекавказская», «общероссийская» или какая-либо иная, кроме как на базе общеисламской идентичности в единую Исламскую нацию.

Очевидно, что основным фактором социально-политической консолидации мусульман должна быть именно вероисповедная связь (ал-урва ал-вуска), которая важнее всех прочих языковых, культурных и этнических связей.

Умма станет сильной лишь тогда, когда религиозные узы окажутся прочнее, чем этнические. Необходимо помнить, что единственной формой национализма, имеющей право на существование в мировоззрении мусульманина, является «исламский национализм», обнаруживающийся, по сути, как выражение приверженности Исламу и мусульманской общине.

Дудова Стелла, Северный Кавказ 

Отдел писем