Предоставление властями Великобритании политического убежища Борису Березовскому и вслед за ним его компаньону Юлию Дубову, Москва квалифицировала как недружественные шаги. Несмотря на то, что заявление российского МИДа большинством наблюдателей рассматривается как обычная дипломатическая игра, обращает на себя внимание увязывание российской стороной этого вопроса с делом об экстрадиции Ахмеда Закаева.
Российская сторона, продемонстрировав свое недовольство решением по делу Дубова, тут же высказала свое мнение, что Лондон, якобы, «затягивает дело Закаева, который обвиняется по 13 статьям российского уголовного кодекса».
Отсутствие правовой базы за обвинениями, выдвигаемыми российскими властями против Закаева, которое является главной причиной «затягивания» этого дела, Москва решила компенсировать обычной для российских политиков игрой в обиженного партнера. Проще говоря, Лондону намекают, что в качестве компенсации за «обиду» нанесенную России отказом выдать Дубова, неплохо бы было передать на растерзание Закаева, дело которого может иметь отношение к делу Дубова только в воспаленных головах российских прокуроров.
Если бы дело Закаева рассматривалось в Сирии, Иране или других дружественных России странах, то такая позиция была бы вполне понятна. Саддам Хусейн, например, без лишних проволочек, после первого телефонного звонка русских друзей, отправил бы «террориста» Закаева на российские нары. Но не понятно, почему опытом своих взаимоотношений с дружественными восточными режимами, Россия пытается воспользоваться в Европе.
Тот факт, что в каком-то государстве суд может быть независим от политиков и властей для российской верхушки не поддается пониманию. Остается только один аргумент - обида. Обиду россияне демонстрируют профессионально, причем начиная от политического руководства и заканчивая дикторами на телевидении. При этом исторические обиды, перенесенные на современность, порой приобретают самые невероятные формы.
Могут, например, на полном серьезе выказать обиду на финансовый иск со стороны европейской фирмы, упрекнув её представителей в том, что они забыли, как Россия спасла Европу, приняв на себя татаро-монгольское нашествие.
Цель российских представителей желающих по причине отсутствия правовых аргументов решить дело Закаева при помощи демагогии, вполне ясна. Но как показывает практика, Британское правосудие не руководствуется командами, поступающими по кремлевской вертушке. Однако, среди британских политиков есть друзья России, которых легко определить по тому, как упорно они ищут в Афганистане несуществующих чеченцев, не замечая продолжающегося геноцида в Чечне и, продолжая называть демократией формирующийся на глазах всего мира тоталитарный режим в России. Если они искренне верят в демократическое настоящее России или в честность заявлений нынешних российских лидеров, то им было бы полезно напомнить историю известного британского политика Макдональда, которого, в свое время, «развели» его русские друзья - большевики, которым он наивно доверял.
Бежавший за границу секретарь Сталина, Борис Бажанов, подробно описал это в своей книге: "Воспоминания бывшего секретаря Сталина».
"Мне очень хотелось вылить в прессе хороший ушат холодной воды на горячий прокоммунизм Макдональда и рабочей партии. И ушат был у меня в руках…
Когда Советы ввели свою жульническую концессионную политику, в числе пойманных на эту удочку оказалась английская компания Лена-Гольдфильдс.
Компании этой до революции принадлежали знаменитые золотые россыпи на Лене. Октябрьская революция компанию этих россыпей лишила. Россыпи не работали, оборудование пришло в упадок и было разрушено. С введением НЭПа большевики предложили эти россыпи в концессию. Компания вступила в переговоры. Большевики предложили очень выгодные условия. Компания должна была ввезти все новое оборудование, драги и все прочее, наладить производство и могла на очень выгодных условиях располагать почти всем добытым золотом, уступая лишь часть большевикам по ценам мирового рынка.
Правда, в договор большевики ввели такой пункт, что добыча должна превышать определенный минимум в месяц; если добыча упадет ниже этого минимума, договор расторгается и оборудование переходит в собственность Советам. При этом советские власти без труда объяснили концессионерам, что их главная забота - как можно большая добыча, и они должны оградить себя от того, что концессионер по каким-то своим соображениям захотел бы "заморозить" прииски. Компания признала это логичным, и этот пункт охотно приняла - в ее намерениях
отнюдь не было «заморозить» прииски, а, наоборот, она была заинтересована в возможно более высокой добыче.
Было ввезено все дорогое и сложное оборудование, английские инженеры наладили работу, и прииски начали работать полным ходом. Когда Москва решила, что нужный момент наступил, были даны соответствующие директивы в партийном порядке и «вдруг» рабочие приисков «взбунтовались». На общем собрании они потребовали, чтобы английские капиталисты им увеличили заработную плату, но не на 10% или на 20%, а в двадцать раз. Что было совершенно невозможно. Требование это сопровождалось и другими, столь же нелепыми и невыполнимыми. И была объявлена общая забастовка.
Представители компании бросились к местным советским властям. Им любезно разъяснили, что у нас власть рабочая, и рабочие вольны делать то, что считают нужным в своих интересах; в частности, власти никак не могут вмешаться в конфликт рабочих с предпринимателем и советуют решить это дело полюбовным соглашением, переговорами с профсоюзом.
Переговоры с профсоюзом, понятно, ничего не дали: по тайной инструкции Москвы профсоюз ни на какие уступки не шел. Представители компании бросились к центральным властям - там им так же любезно ответили то же самое - у нас рабочие свободны и могут бороться за свои интересы так, как находят нужным. Забастовка продолжалась, время шло, добычи не было, и Главконцесском стал напоминать компании, что в силу вышеупомянутого пункта договор будет расторгнут и компания потеряет все, что она ввезла.
Тогда компания Лена-Гольдфильдс, наконец, сообразила, что все это - жульническая комбинация и что ее просто-напросто облапошили. Она обратилась в английское правительство. Вопрос обсуждался в английской Палате. Рабочая партия и ее лидер Макдональд были в это время чрезвычайно прокоммунистическими; они ликовали, что есть, наконец, страна, где рабочие могут поставить алчных капиталистов на колени, а власти страны защищают рабочих. В результате прений английское правительство обратилось к советскому с нотой.
Нота обсуждалась на Политбюро. Ответ, конечно, был в том же жульническом роде, что советское правительство не считает возможным вмешиваться в конфликты профсоюза с предпринимателем - рабочие в Советском Союзе свободны делать то, что хотят.
Во время прений берет слово Бухарин и говорит, что он читал в английских газетах отчет о прениях, происходивших в Палате общин. Самое замечательное, говорит Бухарин, что эти кретины из рабочей партии принимают наши аргументы за чистую монету; этот дурак Макдональд произнес горячую филиппику в этом духе, целиком оправдывая нас и обвиняя Компанию. Я предлагаю послать товарища Макдональда секретарем Укома партии в Кыштым, а в Лондон
послать премьером Мишу Томского.
Так как разговор переходит в шуточные тона, Каменев, который, председательствует, возвращает прения на серьезную почву и, перебивая Бухарина, говорит ему полушутливо: «Ну, предложения, пожалуйста, в письменном виде». Лишенный слова Бухарин, не успокаивается, берет лист бумаги и пишет:
«Постановление Секретариата ЦК ВКП от такого-то числа.
Назначить т. Макдональда секретарем Укома в Кыштым, обеспечив проезд по одному билету с т. Уркартом.
Т. Томского назначить премьером в Лондон, предоставив ему единовременно два крахмальных воротничка».
Лист идет по рукам, Сталин пишет: «За. И. Сталин». Зиновьев «не возражает». Последним «голосует» Каменев и передает лист мне «для оформления». Я храню его в своих бумагах.
Опубликовать бы все это в печати - это был бы хороший удар по этим безмозглым прокоммунистам и по Макдональду. Но это надо сделать толково. Пока не вижу как…
…Документ, прибыв в Лондон попал прямо к премьер-министру. Вместо того, чтобы передать его в печать, премьер-министр поступил гораздо остроумнее. Он вызвал начальника Интеллидженс Сервис и сказал ему: «Будьте добры, попросите аудиенцию у лидера оппозиции, мистера Макдональда. В личной встрече передайте ему лично, в собственные руки, этот документ, который я получил. Я считаю, что так как этот документ касается лично мистера Макдональда, он должен быть передан лично ему».
Начальник Интеллидженс Сервис так и сделал. Документ произвел на Макдональда чрезвычайное впечатление. Макдональд был человек не такого уж блестящего ума, но человек глубоко порядочный. Он был создателем и бесспорным лидером английской социалистической партии. Он питал полнейшее доверие к русскому большевизму и всячески его поддерживал бескорыстно и убежденно. Теперь он узнал, что о нем думает Москва, и узнал из документа совершенно бесспорного. Он очень сильно пережил этот удар, на некоторое время отошел от дел, уехав в родную Шотландию, но переварив все, стал таким же убежденным антикоммунистом …»
