Путевые записи. Вместо предисловия.

Помню летний день 1992 года. Я направляюсь на работу в редакцию Чеченпресс, находившуюся в президентском дворце. Только достиг площади пред ним, как неожиданно с левой стороны здания появилась группа людей, среди которых сразу же узнал Звиада. И с ним же его жена Манана - Арчвадзе и немногочисленная охрана. Грузины еще не успели преодолеть и пяти - шести ступеней, как вслед им со всех концов площади раздались аплодисменты (чеченцы тогда еще пользовались подобной формой приветствия, доставшейся от коммунистов). Люди узнали Звиада. Происходило все быстро, искренне, тепло. Звиад и все остальные повернулись и помахали руками. На лицах - нескрываемая радость. Так встречали простые люди Звиада, где бы он не появлялся в Чечне. Поистине, это было неподдельное уважение.

6 января 1992 года в результате возобновления русско - грузинской войны он вынужден был оставить родину, прибыл в Армению и обратился ко многим государствам мира с просьбой о предоставлении ему политического убежища. В том числе и к руководству Армении. Но ни одно государство такого желания не изъявило. Пробыв примерно неделю в глухом заточении и совершенно невыносимых условиях, по требованию армянского руководства он вынужден был оставить негостеприимную страну.

И уже 15 января 1992 года, как свидетельствуют источники, в обстановке чрезвычайной секретности из ереванского аэропорта "Звартноц" вылетел самолет Ту-134 грузинской авиакомпании, который вывез из Армении Звиада Гамсахурдиа. Направление - в Чечню.

15 февраля 1994 года. Мовлади Удугов, министр информации и печати, с утра застает меня на работе и направляет на меня вопросительный взгляд.

-Поедешь?

-Поеду. Это по мне. Но когда?

-Завтра.

-Достаточно, чтобы поехать и предупредить семью.

Утром следующего дня приезжаю прямо в аэропорт и застаю телохранителя Звиада Робизона Маргвелани. Все остальные стали подъезжать позже, в том числе и мой оператор, у которого с первых же минут начались проблемы. Всю ночь старательно заряженные батарейки от видеокамеры к утру оказались кем - то разряженными. И теперь предстоит экономить на съемках.

Последними прибыли руководитель правительственной делегации по переводу останков Звиада Гамсахурдиа в Чечню Зелимхан Яндарбиев, и с ним же наш представитель в Грузии Матэ Цахесашвили, известный общественный деятель ингуш Иса Костоев, Бессарион Гугушвили, премьер в правительстве Звиада, Кикнадзе, председатель парламента, представители Литвы Ромуальда Гофертене, А. Патацкас, В. Эйдукайтис, кажется еще и Ромулас Озулас и ребята из охраны Яндарбиева и грузинского президента.

Вскоре наш спецборт берет курс на Тбилиси. Погода солнечная, внизу величественная картина Главного Кавказского хребта. Всего на несколько минут нам удается запечатлеть на видеокамеру Кавказ сверху.

Благополучно прилетев в тбилисский аэропорт, оставляем в самолете всю грузинскую делегацию и нескольких наших охранников, которые тут же закрываются изнутри. Отныне все меры предосторожности будут предприняты с учетом событий, имевших место год назад, когда Зелимхана и его охрану нерадушные хозяева застали врасплох и потребовали оружие.

Да и ситуация вокруг аэропорта тогда походила на провокацию. Завязалась перестрелка.. Зелимхан тепло говорил мне о чеченском операторе, снимавшем тогда эти события на видеокамеру. «Не из трусливых был парень». К сожалению, со временем запамятовал имя коллеги.

Сейчас, как я понял, сдавать оружие, которое было, правда, не на виду, никто не собирался. Не был бы допущен никто и в самолет, несмотря на то, что этого не должно было быть в принципе, по международному протоколу Но какие порядки могли быть в Грузии к началу 94-го!?

Встречала нас грузинская свита под руководством Автандил Маргиани, на то период, кажется, вице - премьера в правительстве Шеварднадзе. И с ним же все первые заместители силовых структур. Сразу же бросается в глаза огромное количество журналистов. В основном, зарубежных.

Нам предстоит короткая пресс-конференция прямо в аэропорту, но перед этим у меня состоится разговор с Зелимханом.

-Зелимхан, через несколько дней наша трагическая дата. Кавказцы достаточно натерпелись от русских. В 44-м это были мы, а сегодня пришла очередь грузинского народа. Завтра будет еще кто-то. Пришло время бросить вызов империи и нам, вбить кол в Россию в день нашего траура. Нужно бы похоронить Звиада 23-го, но только в кавказском духе и по кавказским обычаям.

Зелимхан не ответил ни единым словом. Я же замолк, посчитав, что ляпнул очередную глупость.

В ходе пресс-конференции Зелимхан Яндабиев сделал краткое заявление о том, что чеченская делегация выполняет волю семьи покойного и желает доставить Гамсахурдиа в Чечню. И при этом главным остается требованием семьи, чтобы не было судмедэкспертизы. Готовность оказать всяческое содействие выражает и Маргиани.

Но ситуация осложняется уже вскоре после пресс-конференции. Узнав, что с нашей делегацией еще и ближайшие соратники Звиада, тут же взбунтовал и потребовал их допроса Анзор Балуашвили, первый заместитель прокурора Грузии, поскольку на экс - президента открыто уголовное дело. Разговор переходит на повышенные тона. Анзор угрожает уже арестом самолета. Когда уже ситуация накалилась до предела, сорвался и Зелимхан: «Только попробуйте приблизиться к самолету, я взорву вас вместе с ним. Ни один из членов делегации не будет допрошен и сдан».

Балуашвили погудел еще немного и поутих. Зелимхан же предупредил грузинскую сторону, что если и дальше будет такой напор, несмотря на ранее достигнутые договоренности, то вернется в Чечню прямо с аэропорта.

Разговор на примирительный тон переводит Автандил. Он будет делать это и далее, при каждом тупике, в весьма своеобразной форме. Два дня будет рассказывать один и тот же анекдот. Видимо, не столько, чтобы разрядить ситуацию, но и с определенным подтекстом.

Говорят, происходило все при Брежневе, когда как-то в Кремль пригласили руководителя Грузии отчитаться по итогам сбора урожая. И тот стал говорить о том, что, мол, на Севере республики погода была благоприятной и был богатый урожай, а вот на Востоке - хуже...

Брежнев тут же удивленно спросил:

-А что - у Грузии тоже есть Север и Восток?

То ли Автандил намекал, что у Грузии до сих пор нет и не будет еще в скором времени своего Севера и Востока, то ли еще на что-то, но сказанное им, как нельзя лучше, отражало ситуацию вокруг и внутри страны, которая за всю свою трехтысячелетнюю историю никогда не была свободной и не будет такой, по крайней мере, еще столько же.

Чтобы срочно передать информацию о пресс - конференции, начинаю искать телефон по всему аэропорту. И в соседнем зале застаю несколько десятков людей, как потом оказалось, приехавших встретить нас. Это были сторонники Звиада. Они тут же вступают со мной в разговор и просят передать всему чеченскому народу самые искренние чувства признательности.

С телефоном не везет. Нет связи. Вскоре направляемся в Тбилиси, к месту переговоров, которые продлятся примерно два с половиной часов и будут трудными, изнурительными. Разговор будет идти все время по кругу. Грузинской прокуратуре и силовым структурам по-прежнему нужна судмедэкспертиза, а чеченская сторона никак не может согласиться с этим.

На заседании из журналистов присутствует только чеченская и грузинская сторона. Все остальные в это время дожидаются в приемной, ловя каждого, кто выходит из зала. Интерес к происходящему огромный

Когда все уже окончательно зашли в тупик, слово взял Автандил и сказал примерно следующее.

-Сегодня на Кавказ обращено внимание всего мира и нас не поймут, если мы не решим вопрос по - кавказски, по - человечески, как того хочет и семья. Это событие, прежде все всего, политическое и следственная сторона должна учесть ситуацию.

Балуашвили ничего не сказал, но и не согласился. На том и порешили, продолжать процедуру с тем же неясным будущим нашего приезда.

Зелимхан, конечно же, мог прервать переговоры и вернуться домой, но с завидным упорством продолжал нелегкую и опасную миссию, где могло быть что угодно. Если не с двух сторон, то с третьей. Я в те дни и часы впервые стал свидетелем поистине железной хватки этого человека и проникся с еще большим уважением. Но нас беспокоить поведение Балуашвили. Мы ждем от него пакостей и по прибытию на место.

На завтра решаем лететь к месту захоронения Звиада. Пока речь идет только о предполагаемом районе - Зугдидском. Но краешком уха слышу от одной из грузинских журналисток и название села, куда, действительно, мы позже прибудем.

Но на обсуждении примерного маршрута мы - журналисты- уже не присутствуем. Все связано с обсуждением безопасности маршрута. Но я тут же по итогам переговоров беру интервью у Зелимхана и Автандила. Последний еще раз подтверждает приверженность воли семьи.

По выходу в приемную меня обступают журналисты, желая узнать любую подробность. Ухожу в глухую оборону. Во-первых, самому надо передать все, прежде всего, в родную редакцию, а во - вторых, я не уполномочен для пресс - конференции Зелимханом. Надо соблюдать субординацию. Но дальше происходит чудо. Мне удается связаться с Чечней.

В Тбилиси, где свет в те дни подавали урывками и застывал даже метрополитен, это было редкостью и большой удачей. Секретарша в приемной, не скрывающая своего уважения к чеченцам, приложила упорные усилия, чтобы связь удалась. Но и здесь приходится использовать хитрость для плотно обступивших меня журналистов, с направленными на меня видеокамерами и диктофонами и ловящих каждое мое слово. Всем хочется опередить остальных в любой детали происходящего. Я же начинаю говорить исключительно на чеченском. Нужно было видеть разочарование на лицах моих коллег. Они готовы были убить меня.

Удивились моему голосу и на том конце провода. Мы вылетали ближе к полудню, а уже в три часа пошла первая информация о только что завершившихся переговорах.

На ночь нас везут в загородную резиденцию Шеварднадзе. Уже в апартаментах по телевизору наблюдаем все репортажи о нашем визите.

Наших грузинских друзей с нами нет по-прежнему. Они в самолете.

Второй день тоже начинается с неожиданной и нешуточной проблемы. Оказывается, бывший российский военный аэродром в Сенаки не рассчитан на прием самолетов, на котором мы прилетели.

Идем на риск. Контролировать ситуацию будет Витас Эйдукайтис, опытный летчик, друг и сослуживец Джохара Дудаева по Тартуской дивизии. Вылетаем на двух самолетах. Над аэродромом нас поджидает другая напасть - низкий туман. Приходится делать несколько кругов. Ситуация очень серьезная, но никто не отступает. Решено приземлиться и риск оправдывает себя. И кто - то зло шутит - надо же, вписались в государство.

Первое, что бросается в глаза - взлетную полосу заполонило огромное количество военных, стоявших через каждые два метра.

Уже вскоре садимся на автобусы и выезжаем с аэродрома, где на выходе местные жители с издевкой стараются направить нас куда-то в сторону. Но вскоре опять возвращаемся. Что это был за маневр, мы так и не поняли. Или же грузины подумали об опасности наземного передвижения. К тому же нас преследовали многочисленные журналисты.

Вскоре выясняется, что летим на вертолете. Проблема лишь в том, что желающих много, а вместимость ограниченная. Не обходится без эмоций, обид. Даже члены грузинского правительства вынуждены остаться в Сенаки. Здесь же к нам присоединяется и Робинзон, начальник охраны Звиада, чтобы указать место захоронения. Он вместе с Бесо Гугушвили, единственный, кто был в ту роковую ночь 31 декабря 1993 года, раздался одиночный выстрел. Случилось это недалеко отсюда, в деревне Старая Хибула (Джихашкари) в доме Джонсона Кварацхелия. Сначала Звиада похоронили недалеко от дома. В 2 часа ночи второго января. Но уже третьего заподозрили слежку и на следующую ночь на конной тачке перевезли в дом Валико Зарандия . Тот согласился принять Звиада и вечером 6 января в его столярной мастерской все тайно отпели Президента.

Из журналистов я с оператором и личный фотограф семьи Гамсахурдиа.

Маршрут по-прежнему держится в секрете. Рядом с пилотами опять садится Витас, который только в воздухе и дает примерное направление. Уходим в горы. Внизу заснеженные грузинские деревни и леса. Вскоре возвращаемся к селу, над которым уже побывали. Это Джихашкари. Оказалось, что маневр предпринял Витас.

Делаем круг над селом и уходим на окраину, где и садимся у последних домов.

Робинзон вызовет хозяина дома Зарандия, и все направляются в сарай, где оборудована и столярная мастерская хозяина. Начинаем освобождать половину помещения, заложенную кукурузными снопами и на указанном Робинзоном месте - в самом углу начинаем копать тяжелый грунт.

Пока все заняты, отзываю в сторону Робинзона и спрашиваю, во что конкретно одет Звиад. Все в последствии совпадает.

Вскоре вытаскиваем гроб и тут же выносим во двор, где и начинаем открывать. Первое, что испытали - сильный трупный запах. Сохранился Звиад за полтора месяца, что прошли, хорошо. Только лицо местами покрыто плесенью. Отчетливо видна и рана у правого виска. Тут же закрываем гроб. Пока другие садятся в вертолет, успеваю взять интервью у одного из, кажется, то ли Зарандия, то ли Мания (запамятовал со временем кто был из этих двоих). Он громко плачет и долго не может говорить. Я говорю: «Не бойтесь, говорите, я чеченский журналист». И только после этого он, вытирая слезы рукавом, с трудом заговорил. Правда, на грузинском. Я прошу кого-то перевести. Кажется, сделает это заместитель внутренних дел Грузии. Чтобы сказать то, что мы услышали от этого человека в той ситуации, в плотном окружении силовых структур, нужно было иметь мужество. А сказал он примерно следующее.

- Звиад был патриотом и его загубила шевардназевская хунта. Шеварднадзе хуже фашиста.

Уже потом, когда мы улетим, я услышу из СМИ, что он будет арестован.

Взлетаем, в вертолете стоит сильный трупный запах. В Сенаки столпотворение.

Только успеваем садиться, как все просят нас хотя бы ненадолго открыть гроб, чтобы убедиться, что это действительно Звиад. Зелимхан соглашается, но только с условием, что никто не снимает. Но что потом произошло, чуть не подвело нас к очередной трагедии.

Несмотря на то, что наши ребята взяли гроб в плотное кольцо, образовалась сильная давка. Полезли даже журналисты. Чеченцы и грузины взялись за грудки. С трудом удается закрыть гроб. Разозленные грузины кричат:

-В конце - концов, это наш президент.

На что Зелимхан бросает:

-Вы его недостойны.

Когда всех оттеснят, снова взбунтует Анзор. Пуще прежнего требует, чтобы мы летели в Кутаиси на экспертизу. Снова тупик. Вылет задерживается на неопределенное время. Зелимхан не соглашается. Тогда нам заявляют, что из Тбилиси должны прилететь академики для обследования покойного на месте и придется ждать. Проходит еще некоторое время. Дело движется к вечеру. Мы уже ждем серьезных провокаций не только на земле.

В конце - концов, когда поняли, что ни какие уговоры Зелимхан не пойдет, его попросили согласиться хотя бы на визуальный осмотр Звиада.

-Только не дотрагиваться, - говорит Зелимхан. И тут же откуда-то прибыли три или четыре академика. Видимо, они и были здесь, только надеялись психологически уломать Яндарбиева.

Академики поначалу согласились на визуальный осмотр, но снова пожелали коснуться раны, снять плесень у виска и проследить пороховые заряды. Но об этом не могло бы и речи. На том все и закончилось. Медики признали в покойном Звиада.

Уже под сумерки нам разрешают вылет, и я направляюсь к Анзору Балуашвили для последнего интервью.

- Мы сделали все, чтобы процессуально установить некоторые подробности, но были бессильны. Дело обрело политический характер.

В Грозный прилетели уже ночью. В аэропорту со словами благодарности встречает Манана и сын. Последний бежит в самолет, к отцу.

Уже поздно ночью успеваю выступить в информацинном блоке ТВ «Седа», сказать несколько слов о благополучном завершении спецрейса с останками Звиада, одного из достойных сыновей Кавказа, передаю искреннюю признательность сторонников покойного всему чеченскому народу за проявленное уважение к его памяти.

23-го, наблюдая за происходящим в столице по телевизору, я увижу то, чего хотел и о чем говорил Зелимхану. Возможно, наши государственные мужи и сами подумали о том же, еще до меня.

В 2001- м году, когда для длительной профессиональной командировки меня снова перебросили в Грузию, первое, что я услышал, от тех, кто меня встречал на «Красном» мосту, было: «Нигде не обмолвись ни единым словом, что ты тогда был с Зелимханом Яндарбиевым. Здешняя власть таких не оставляет без внимания». Потом будет «розовая революция», где я буду среди гонимых дубинами по улице Дзержинской, и ситуация вокруг имени Звиада чуть-чуть изменится. Сегодня Грузия принимает прах самого достойного. Остается надеяться, что когда-нибудь дух Звиада успокоится в свободной земле. Чеченский народ со всей стороны сделал для этого все.

В феврале 2006 года я расскажу в подробностях об этих событиях в часовой передаче на грузинском ТВ-канале «Кавкасиони», а еще через месяц уеду из Грузии, уставший от противостояния с МИД (Саломэ Зурабишвили) и грузинскими спецслужбами по поводу моей аккредитации в качестве журналиста. Но, несмотря на все плохое, на все пакости в отношении меня, я унесу с собой великое уважение к этому прекрасному кавказскому уголку, который еще долго будет приходить в снах. И мое лучшее слово о свободном духе Грузии, о самой красивой легенде земли грузинской, об этом прекрасном народе, которого никак не собираюсь уступить проходимцам без боя, еще впереди.

Дата Туташхиа