После военного вторжения России в Грузию и последующие события показали, что Запад более трезво стал относиться к Москве. Период «влюбленности» в русскую демократию прошел. Звериный оскал русского реваншизма стал виден даже самым отчаянным оптимистам.

Редакция КЦ предлагает читателям выдержки из выступления министра обороны США Роберта Гейтса на международной конференции, организованной консалтинговой фирмой Oxford Analytica в Бленхеймском дворце (Оксфордшир, Великобритания, 19 сентября 2008 г.), посвященные России.

***

Р. Гейтс: ....В период после распада СССР на поверхность вырвались давние межэтнические, религиозные и националистические распри и соперничество, томившиеся под спудом еще со времен Первой мировой войны: на Балканах начались межэтнические и религиозные войны; Россия, похоже, возвращается к методам и целям времен царской Империи; в Ираке и по всему Ближнему Востоку усиливается противостояние между суннитами и шиитами. Все эти действующие лица выглядят безошибочно знакомыми - хотя от предыдущего акта 'пьесы' нас отделяет целое столетие.

Таким образом, история - со всеми ее случайными и трагическими аспектами - отнюдь не закончилась вместе с 'холодной войной', как заявил в свое время один американец. Нет, она вернулась к нам со всей необузданной силой. Она вернулась в мир, куда более взаимозависимый, чем в 1914 или 1938 г. А к демонам и аномалиям из прошлого присоединились новые факторы нестабильности и конфликтов - террористические организации, приверженные насилию и экстремизму; взлет или возрождение ряда государств с новообретенным богатством и амбициями; распространение опасных вооружений и материалов; авторитарные государства, обогатившиеся за счет нефтяных доходов и недовольные своим местом в международном устройстве.

Тем не менее даже мне - при всем скепсисе видавшего виды старого шпиона - представляется, что оснований смотреть в будущее с оптимизмом немало. Прежде всего это связано с необычайным - по сравнению с временами пятнадцатилетней давности, когда я занимал свой прежний государственный пост - распространением политической и экономической свободы в мире.

Однако, чтобы закрепить эти впечатляющие достижения, отстоять наши важнейшие интересы и стремления в подобной международной обстановке, следующей американской администрации совместно с нашими союзниками и партнерами придется для противостояния угрозам, с которыми мы сталкиваемся, в полной мере задействовать прагматическое сочетание решимости и сдержанности.

Это относится и к решениям, которые нам предстоит принять в отношении России. Замечу: впервые и на посту госсекретаря и на посту министра обороны США оказались люди, защитившие докторские диссертации по российской тематике. Но не сказать чтобы это нам сильно помогло. . .

Три американские администрации, сменившиеся после окончания 'холодной войны', стремились к углублению контактов с Россией, руководствуясь убежденностью: каковы бы ни были наши разногласия, нас объединяют общие основополагающие интересы в сфере экономике и безопасности.

Прошлой осенью мы с госсекретарем Райс начали, как мы надеялись, долгосрочный стратегический диалог с нашими российскими коллегами. В рамках этих усилий мы:

Поддержали вступление России во Всемирную торговую организацию;

Развивали сотрудничество с Москвой по вопросу о противоракетной обороне; и

Взаимодействовали с ней по широкому кругу вопросов, обозначенному президентом Бушем на апрельском саммите в Сочи.

Однако в связи с последними действиями России возникает вопрос: способны ли мы добиться успеха, пытаясь наладить с ней конструктивные отношения?

Оговорюсь: даже у авторитарных режимов есть законные интересы безопасности. Но утверждения России, будто 10 ракет-перехватчиков в Центральной Европе сведут на нет ее стратегический ядерный потенциал, а появление на ее границах демократических государств, входящих в НАТО, представляет собой новый вариант 'санитарного кордона', явно неправдоподобны и отдают советским 'агитпропом'. Я по-прежнему придерживаюсь мнения, которое высказал на прошлогодней Мюнхенской конференции по вопросам безопасности. Тогда я выступал после речи президента Путина, напоминавшей доклад на съезде КПСС где-нибудь в пятидесятые годы. Мой ответ был таким: 'Одной 'холодной войны' с нас хватит'.

На деле нынешняя политика России обусловлена порожденным недовольством стремлением к гегемонии в собственном 'ближнем зарубежье', а не идеологизированными притязаниями на мировое господство. И последние действия России, при всем их вопиющем характере, не представляют собой угрозы всему миру и нашему существованию, как во времена СССР. Вместо этого, как отметила во вчерашнем выступлении госсекретарь Кондолиза Райс (Condoleezza Rice), Россия пытается 'извлечь выгоду из существующих международных норм, рынков и институтов, одновременно оспаривая саму их основу'. Однако, в конечном итоге, 'Россия 19 века и Россия 21 века не смогут действовать на международной арене бок о бок'.

Как человек, готовивший оценки советской военной мощи для нескольких американских президентов, хочу отметить: несмотря на все изменения к лучшему за последние годы и продолжающуюся программу модернизации, обычные вооруженные силы России остаются бледной тенью советских - как по численности, так и по боевым возможностям. И то, что российские бронетанковые части и артиллерия одолели крошечные вооруженные силы Грузии - если не брать резервистов, они насчитывают всего 30000 человек - этой основополагающей реальности не меняет.

Более сорока лет президенты США, представлявшие обе политические партии, всеми силами старались сдерживать агрессию предшественника нынешней России, - СССР - не прибегая к военной конфронтации; участие в этих усилиях стало и сутью моей профессиональной деятельности. И сейчас - особенно в свете того, что после вступления в должность мне пришлось подписывать письма с соболезнованиями родным 1400 погибших американских солдат - я не вижу оснований для изменения этого подхода.

Возможно, российское руководство стремится рассчитаться за прошлые унижения, желает вернуть стране прежнее величие - вместе с прежней территорией. Но избиение и запугивание малых демократических стран не делает ее великой державой.

Теперь не только страны Европы, но и государства Центральной Азии и Дальнего Востока смотрят на Россию совершенно по-иному. Как отметил в августе британский министр иностранных дел Милибэнд, в результате событий в Грузии 'Россия оказалась в большей изоляции, внушает меньше доверия и уважения'.

Я убежден, что со временем 'набег' на Грузию будет расцениваться в лучшем случае как Пиррова победа, а в стратегическом плане - как дорогостоящий просчет. Европа и США помогут Грузии восстановить понесенный ущерб, и к тому же в ближайшие недели и месяцы мы примем ряд других решений по нашим отношениям с Россией - решений, способных, среди прочих последствий, отразиться на усилиях Москвы по вступлению во Всемирную торговую организацию и Организации экономического сотрудничества и развития.

Хотя я сегодня предостерегал от риторики и политических решений, основанных на притянутых за уши исторических аналогиях, не могу не поделиться собственным прошлым опытом работы на государственных должностях.

Советское вторжение в Афганистан в 1979 г., введение военного положения в Польше в 1981 г., развертывание Москвой ракет SS-20 лишь сплотили прежде не горевших энтузиазмом западных союзников, чьи решительные контрмеры способствовали созданию предпосылок для глубокого сокращения ядерных вооружений, а в конечном итоге - для банкротства и крушения Советского Союза. Агрессивные шаги обернулись против самого агрессора.

В конечном итоге Россия стоит перед выбором: полностью интегрироваться в состав международного сообщества и стать его ответственным участником, или превратиться в изолированную, антагонистически настроенную страну, которую многие государства мира будут воспринимать лишь как 'бензоколонку' Европы.

Чтобы справиться с разнообразными проблемами, ожидающими нас впереди, нам - Америке и Европе - понадобится такая же сила и солидарность, что мы демонстрировали в прошлом. В нашей политике и реакциях должно проявляться сочетание решимости и сдержанности - те самые символические стрелы и оливковая ветвь в лапах трумэновского орла. Мы должны вести себя твердо, но не впадать в соблазн риторики и действий, которые превращают наихудшие опасения в реальность, помнить уроки 1914 и 1938 г., но не становиться их заложниками.

Мы должны с осторожностью брать на себя обязательства, но те, что уже взяли, быть готовыми выполнить. В том, что касается НАТО, статья 5 Североатлантического договора должна действовать не на словах, а на деле. НАТО - и это подтвердят вам союзные солдаты, воюющие в Афганистане - не пустая говорильня, и не клуб по интересам.

В том, что касается политики Соединенных Штатов, я выступаю за больший акцент и выделение больших ресурсов на невоенные инструменты государственного влияния. Но по эту сторону Атлантики проблема состоит как раз в обратном. К примеру, лишь пять из 26 стран-союзниц соответствуют натовскому стандарту в плане оборонных расходов, которые должны составлять не менее 2% ВВП. А вот другой пример: при всех благих намерениях союзных правительств и военных ведомств, и при наличии у европейских стран НАТО двух миллионов солдат, альянс тем не менее не может 'наскрести' дополнительные несколько тысяч военнослужащих и десяток вертолетов для нашего контингента в Афганистане.

Одним из триумфов прошлого века стало установление мира в Европе после многих веков разрушительных и кровавых войн. Но сейчас, мне кажется, мы 'перегнули палку' - многие страны Континента слишком далеко зашли в противоположном направлении. Демилитаризация превращается из блага в потенциальное препятствие подлинному и прочному миру - ведь реальная или предполагаемая слабость одних всегда вводит других в соблазн просчетов и агрессии.

Сегодня мы много цитировали Черчилля, но сейчас я хочу вспомнить предостережение Джорджа Вашингтона в первом ежегодном послании Конгрессу: 'Готовность к войне - одно из самых действенных средств сохранения мира'. Мы стремимся разрешать споры и нейтрализовать возникающие угрозы мирными методами, но, как отмечал Фридрих Великий, 'дипломатия без оружия - все равно что музыка без инструментов'.

Нашей целью должна быть сплоченность и немедленные решительные и благоразумные шаги, - политического, экономического, а там, где это целесообразно, и военного характера - призванные повлиять на международную обстановку и выбор, стоящий перед другими державами. Мы должны попытаться не допустить ситуаций, в которых нам придется выбирать из двух зол - конфронтации или капитуляции, сценариев 1914 или 1938 г.

Несомненно, это касается отношений с Россией, но в такой же степени - и других проблем в сфере безопасности, например, иранского вопроса. Здесь выбор из двух зол будет выглядеть так: появление у экстремистского режима ядерного оружия, которое он использует для шантажа, и которое способно спровоцировать гонку вооружений в регионе, или дорогостоящая и чреватая катастрофическими последствиями военная интервенция - последнее, что нужно Ближнему Востоку. Потому-то так важно продолжать оказывать на Иран мощное, последовательное экономическое и политическое давление - только так можно избежать этого кошмарного сужения выбора.

Наш мир груб и жесток. И если не изменится сама человеческая природа, таким он и останется. Как писал в своей книге 'Человек, прозванный неустрашимым' (A Man Called Intrepid) один из великих - пусть и невоспетых - героев Второй мировой войны, сэр Уильям Стивенсон (William Stephenson), 'наверно, придет день, когда тираны уже не будут угрожать свободе ни одного из народов, когда делом всех государств, независимо от идеологии, станет улучшение жизни людей, а не контроль над ней. Но если такое и возможно, то произойдет это в весьма отдаленном будущем. И пока эти лучшие, безопасные времена не наступят, демократические страны смогут избежать катастрофы, а возможно и гибели, только если будут держать порох сухим'. Реалист Джордж Вашингтон с этим бы согласился - как согласился бы, я уверен, и Уинстон Черчилль.

Отдел мониторинга