Вопрос о борьбе северокавказских народов против экспансии России еще не так давно входил в категорию тем, закрытых для обсуждения. О нем писали только то, что было позволено и только так, как было заказано. После того как была провозглашена и частично реализована свобода слова, появилось много адекватных и честных работ на эту тему. Многие исследователи данной проблемной области сошлись во мнении, что сопротивление народов Северного Кавказа происходило под флагом Джихада. Очевидно, что сегодня этот факт практически никого не смущает.

Однако когда речь заходит о современном этапе противостояния народов Северного Кавказа, чаще всего в качестве его характеристик приходится слышать обвинения в экстремизме и пресловутом «ваххабизме». В связи с этим встает вопрос: что же все-таки изменилось в идеологии и практике исламского движения со времен Кавказской войны до наших дней до такой степени, что столь полярными оказались их оценки?

Безусловно, косвенное влияние на этот факт оказали позиции некоторых деятелей, которые отрицают Джихад на Северном Кавказе, обосновывая свою точку зрения аргументами об отсутствии достаточной силы и поддержки населения для того, чтобы религиозно мотивированные военные действия считались правомерными.

Осознавая свою некомпетентность в богословских суждениях, мы, тем не менее, попытаемся осуществить ретроспективный анализ и выяснить, как обстояло дело касаемо обозначенных категорий (сила и поддержка населения) во время Кавказской войны. Иными словами, эта работа есть не что иное, как попытка выявить различия и тождества, существующие между периодом, обозначенным как «Кавказская война» и сегодняшними этнорелигиозными процессами в регионе.

Народам Кавказа пришлось противостоять многим покорителям и завоевателям, издревле стремившимся завладеть территорией региона. В X веке захватническое нашествие на Кавказ осуществил Киевский князь Святослав. Он дошёл до города Семендер  в 966 году и разрушил его. Но больше не вернулся на Кавказ.

В 1220 - 1240 годах монголы, наступая из Персии на север, несколько раз осуществляли походы на Дагестан. В 1239 году они захватили Дербент и в 1240 году дошли до Кумуха. В 1395 году с севера наступили войска Тимура захватили Койтаг. В 1396 году они дошли до Акуша и Кумуха, где были разбиты.

Персидский полководец Надир-шах с 1734 по 1741 г. предпринял несколько походов на Кавказ, но его пятидесятитысячная армия была разбита в Андалах (Гунибский район) и сам Надир-шах спасся бегством вместе с остатками войск.    

Первые проявления колониальных интересов России на Кавказе можно отнести еще к 1113-1125г., в течение которых Владимир Мономах нападал на черкесов и другие народы Кавказа.

Во второй половине 16 века первые поселения казаков появились на Тереке. Рязанские казаки, убегавшие от возмездия Ивана III, в начале 16 века дошли до Терека, найдя приют у кавказцев, и обосновали первое поселение с названием Тамань. В последующем с разрешения чеченцев они переселились вглубь Чечни и остановились в Гребенском - недалеко от нынешнего Джохара (Грозного).

Когда царем стал Иван IV - казаки послали делегацию с просьбой помиловать их. Царь удовлетворил их просьбу, но вменил им в обязанность жить там и построить крепость, назвав ее именем государя. Изначально казаки переселились на Кавказ в поисках свободы от русского царя и его законов, найдя поддержку кавказцев, но впоследствии они стали силой, на которую цари возлагали охрану завоеваний в регионе.

В 1586 году грузинский царь Александр направил своих послов в Москву и просил помощи в борьбе против кумыкских ханов. В 1594 году царь Московский, Федор Иванович, отправил на Кавказ семитысячную отборную армию во главе с боярином Хворостиным, но они не успели соединиться с грузинами, и на реке Сулак были разбиты Шамхальскими воинами.

В 1600 г. сын Чопан-Шамхала Солтан-мут осадил Тифлис и захватил большую часть восточной Грузии. Грузинский царь Александр обратился за помощью к России, в результате чего в 1603 году (при царе Борисе Годунове) было снаряжено войско во главе с воеводой Бутурлиным и отправлено на Дагестан. Эти войска состояли из Казанских и Астраханских дружин, к которым присоединились казаки Гребенского и Терского поселений. Войска Бутурлина  без особых сопротивлений дошли до Тарки и заняли этот город, бывший столицей Тарковского Шамхалства, но обещанная помощь от Грузинского царя Александра так и не пришла, чем исход битвы был предрешен.

В 1668 году поход на Тарки совершил Степан Разин, но был разбит и бежал в сторону Персии. После этого имели место лишь незначительные факты противостояния между казаками и местными жителями Чечни и Ингушетии.

В 1712 году, командующий войсками Петра I, Апраксин посетил Кавказ с целью систематизации казачьих войск. Тогда среди них были избраны атаманы, каждая группа получила знамя и отличительные знаки, а также регулярное жалование.

В1722 г. Петр I возглавил военную экспедицию, главной целью которой был поход на Иран. В этом походе в общей сложности участвовало более 110 тысяч солдат. Часть этой армии плыло по морю через Астрахань, другая часть, в основном кавалерия  и казаки, по суше. В ходе этого мероприятия Петр I с императрицей посетил Шамхала Тарковского Адильгирея, которого назначил своим наместником в Дагестане.

18 июля 1722 г. начался поход Петра I. Более 350 судов русского военного флота под руководством императора Петра I вышли в Каспийское море и направились на юг в сторону Агларханского залива. В это же время по безводным Астраханским просторам устремилась на юг конница - около 80 тысяч всадников. Войска двинулись в сторону Дербента, сломив неподалеку от Каякента у с.Утамыш горское ополчение под предводительством Ахмедхана Каракайтагского, и далее, не встречая сопротивления, дошли до Дербента.

Эмир Дербента не стал сопротивляться, а преподнес ключи от города.

Вследствие шторма были затоплены 12 и пришли в негодность 30 кораблей флота Петра I, посему поход на Персию был отменен. На реке Сулак он заложил крепость «святого креста». В последствии, в 1735 г, эта крепость была оставлена русскими, и они заложили крепость Кизляр на Тереке, который до 1763 года считалась «русской столицей» на Кавказе. Но через 10 лет русские под натиском Надир-Шаха, оставили свои завоевания на Кавказе, и вынуждены были вернуться за линию Терека.

В период правления императриц Анны и Елизаветы русские находились в постоянных конфликтах с местными жителями Кавказа и не смогли продвинуться за Терек. Когда в 1762 году на престол взошла Екатерина II,  она сразу обратила внимание на Кавказ. Она поняла необходимость укрепления позиций на Кавказе и продвижения казаков вглубь Чечни, Ингушетии, Осетии, Кабарды, Дагестана.

В 1763 году на кабардинских землях была построена крепость Моздок, ставшая и форпостом войны с горцами, и эпицентром распространения на Кавказе христианства. Но Моздок сыграл и большую историческую роль в активизации горского сопротивления. После расширение территории Моздока в несколько раз и заселения его новыми казачьими отрядами, кабардинцы поняли, что потеряли лучшие свои земли, пастбища, леса, которые находились в их пользовании и обратились в Петербург с требованием вернуть захваченное, не возымевшими никакого результата. Тогда они начали военные действия против казаков, которые длились с 1765 по 1779 год. Позже горцы предприняли попытку захвата хорошо укрепленного Кизляра, окончившуюся неудачей. Позднее, в 1769 году, Кизляр захватили чеченцы.

В 1770-1780 годах Россия построила несколько городов на Кавказе: Екатерин-град, Георгиевский, Ставрополь, Кавказская и другие. В 1775 году Россия во второй раз совершила поход на Дербент, взяв город и разгромив Каякент. В 1781 году Екатерина II назначила своего первого правителя на Кавказе, генерала Потемкина, который исполнял свои обязанности вплоть до 1790 года. 

Анализируя вышеперечисленные исторические факты, необходимо отметить, что народам Кавказа не раз доводилось противостоять военной агрессии завоевателей, в том числе и исходящей от России. Однако эти конфликты носили локальный характер, характеризующийся столкновением интересов зародившейся российской экспансии и отдельных этнических общностей Северного Кавказа. Северокавказские народы оказывали разрозненное сопротивление России. Идея горской солидарности и национал-патриотизма северокавказских народов проявила себя как фактор, недостаточный для идеологического обоснования совместных действий с целью сопротивления агрессорам.

Ситуация в корне изменилась в конце XVIII столетия, когда Российская империя взяла курс на установление своего господства на всем Северном Кавказе и император Павел I «сознательно перешел от вмешательства к захвату и открытому столкновению с исламским миром... и мусульманскими племенами».

Очевидно, что политика, проводимая Россией на Кавказе, несла в себе помимо целей сугубо территориальной экспансии, еще и христианизацию как важную и неотъемлемую стратегическую составляющую. В связи с этим интересна точка зрения зарубежного исследователя, который пишет о намерениях России обратить кавказцев в христианство и утверждает, что сама ее политика определялась ее конфессиональной принадлежностью.

Созвучные концепции существуют и в российской научной литературе. Так, осетинский исследователь А. Цуциев считает, что «православие явилось в процессах российской колонизации Кавказа почти тождественным самому российскому подданству, принятие в подданство совпадало с обращением в православие». 

Возможно, что христианизация не обнаруживалась в качестве основного элемента политической ориентированности России на Кавказе, но ее подтекстом, сопутствующим дополнением она определенно являлась. Об этом можно судить на основании разнообразных исторических сведений.

Уже то, что в качестве базовых союзников России из всех северокавказских этносов были избраны именно осетины, частично исповедовавших христианскую веру, говорит об основных векторах и тенденциозном содержании российской политики в регионе. Доказательным фактом в данном случае являются требования российских властей к ингушам не принимать «мухамедданского закона» и «мечетей не строить».

Россия наряду с использованием в войне религиозных лозунгов, производила попытки обращения в христианство горцев, которые, по большому счету, не явились успешными. Однако, во второй половине XVIII в. имели место случаи обращения в православие кабардинцев, чеченцев, мигрировавших из родных мест в приграничные с Северным Кавказом районы России и ингушей.

«В 1762 г. в С.-Петербурге было решено привлечь новообращенных осетин и кабардинцев на службу в строившемся в районе Кизляра форте, который планировалось впоследствии использовать также и как центр православного миссионерства». Однако, вопреки желаемому результату, стремление к христианизации, сопровождающие российскую экспансию на Кавказе, в значительной степени обусловили увеличение роли Ислама в консолидации северокавказских народов, ставшего идеологической основой сопротивления колонизаторским усилиям.

В 1785 г. произошло событие, ставшее началом активному военному сопротивлению российской экспансии под лозунгом Джихада. В Чеченском ауле Алды начал действовать шейх Мансур, активно призывая к священной войне не только против иноверцев-захватчиков, но и против язычников.

Шейх Мансур был первым, кто понял необходимость объединения мусульман Кавказа как с целью защиты своей родины и национальной самобытности, так и своей религии. Именно в этот период ислам «начал оказывать сильнейшее воздействие как на внутреннее положение в кавказских обществах, так и на их противостояние могущественной христианской державе, частью которой он со временем стал».

С подачи шейха Мансура сопротивление России стало происходить под религиозными лозунгами, лидерами которого впоследствии стали, переняв идейную платформу предшественника, Гази-Магомед, Гамзат-бек, а с 1834 г. знаменитый имам Шамиль.

Подобно шейху Мансуру, Шамиль ставил своей целью не просто отпор российской экспансии, но утверждение на Северном Кавказе исламских норм организации общества, введение шариата, установление исламского государства.

Шейх Мансур, и имам Шамиль видели в искоренении язычества и создании исламского государства конечную цель, которая была призвана стать и основным средством для достижения победы. Исламизация встречала определенное сопротивление со стороны той части горских сообществ, которые все еще придерживались языческих предрассудков.

Лидеры Джихада сталкивались и с тем фактом, что местная верхушка зачастую сотрудничала с российской администрацией, выступая против Шариата.

Несмотря на бурные социальные процессы, протекавшие на Северном Кавказе в качестве ответной реакции на агрессивные инициативы России, Джихад не получил тотального распространения в регионе. Некоторые этнические общества довольно индифферентно отнеслись к идее «священной войны». Так на Северо-Западном Кавказе влияние имама Шамиля оказалось ограниченным. Несмотря на деятельность здесь ряда выдающихся эмиссаров, таких как Хаджи-Мухаммад, Сулейман-эфенди и Мухаммад-Амин антиколониальное движение под исламскими лозунгами было менее сильно, по сравнению с аналогичными процессами в Чечне, Дагестане и Кабарде.

Кроме того, факты прямого сотрудничества отдельных этнических групп, социальных сословий и жителей некоторых населенных пунктов с завоевателями, позволяют судить о том, что они оставались индифферентными к Джихаду и занимали выжидающие позиции.

Безусловно, стремление сохранить национально-культурную самобытность и патриотические чувства тоже сыграли роль катализатора в активизации горского сопротивления. Но ратификация концепции военного Джихада в качестве идеологии сопротивления северокавказских народов экспансии царской России, послужила увеличению социального интереса к Исламу, спровоцировав процесс становления конфессиональной идентичности и религиозного самосознания. Более того, по справедливому замечанию исследователя А. Малашенко, именно через Джихад в то время «народы Северного Кавказа начинали воспринимать ислам».

Очевидно, что идея исламского сопротивления изначально была присуща ограниченному кругу северокавказских мусульман, и лишь затем получила более широкое общественное признание. Однако если на широком социальном уровне Джихад и являлся каналом восприятия Ислама, то, необходимо особо выделить, что в позициях лидирующих религиозных кругов центральное значение уделялось действиям по искоренению недопустимых девиаций от канонических норм Ислама, которыми в избытке изобиловала специфическая синкретичная форма вероучения в регионе.

Важным представляется следующее замечание М. Гаммера: «Если внимательно отнестись к документам, то становится совершенно ясно, что джихад носил чисто теоретический, символический характер. На практике священной войне отводилось второстепенное место... На первое Мухаммед аль-Яраги и его последователи ставили утверждение шариата, искоренение адатов».

Интересно, что подобную характеристику, но уже шейху Мансуру дает сотрудница Лондонского университета А. Зелькина, которая полагает, что «сам он считает своей миссией в большей степени религиозную проповедь, чем военные действия».

Сегодня можно судить о феноменальной стратегической проницательности религиозных активистов горского сопротивления, которые объективно узрели в Исламе мощнейший консолидирующий фактор, а в становлении религиозного самосознания - катализатор воли, мужества и жертвенности, необходимых для победы. Недостаток военных ресурсов не остановил Джихад, очевидно, потому, что истинная сила мусульман заключается в богобоязненности.

Итак, деятельность шейха Мансура и его последователей имела дуальный характер, при этом борьбе «за шариат и против адата» отводилось не меньшее значение, чем противостоянию колонизации. Устойчивые религиозные позиции в деятельности последователей шейха Мансура подтверждаются созданием имамом Шамилем на территории современного Дагестана и Чечни исламского государства - Имамата. Создавая Имамат, Шамиль ввел схожую с раннеисламской налоговую систему с упором на закят и харадж - благотворительный и поземельный налоги, ввел Шариат, на котором был основан созданный им Низам - свод законов и предписаний, регламентирующих устроение и порядок в обществе, поведение мусульманина.

Эти факты свидетельствуют о том, что для них Ислам был чем-то значительно большим, чем просто идеологией сопротивления. Соответственно, мнение о том, что концепция Джихада служила прикрытием для националистических и иных интересов, не имеет под собой основания. В условиях крайне ограниченного полноценного восприятия Ислама в широких социальных массах, гораздо проще, исходя из тривиальной теории вероятности, было бы использовать национальные чувства народа (как, в прочем, и современным активистам исламского движения). Но они всегда были преданными религии Аллаха, оставаясь верными избранной стратегии, состоящей из тандема «Джихад - Шариат».

Сущностное содержание процессов периода Кавказской войны во многом аналогично современным процессам, происходящим на Северном Кавказе. Ни идеология и практика исламского движения, ни сопутствующие показатели, не претерпели в ходе исторического процесса каких-либо существенных изменений. На этом фоне аргументы, касающиеся отсутствия силы и поддержки Джихада населением, выглядят, по меньшей мере, спекулятивными.

Сегодняшняя ситуация, как нам представляется, требует выбора. Каждый мусульманин сам определяется со своей позицией. Он либо принимает как неоспоримую данность Джихад, перманентно продолжающийся с момента принятия мусульманами Кавказа Ислама, либо считает ошибкой действия современного северокавказского исламского движении. Однако в последнем случае многовековое усердия народов Северного Кавказа в деле защиты своей религии и свободы тоже должно считаться ошибкой и лишенным смысла усилием, что противоречит не только логике, но и здравому человеческому смыслу как таковому.

Дудова Стелла

Отдел писем